— Веди меня с конем в конюшню. Пока я сам коня в стойло не устрою, никуда не пойду. Поняла?
— Это и Ягоша может сделать.
— Никакому я Ягоше своего коня не доверю.
— Ну и черт с тобой! Айда в конюшню, — и Анка-Щука, не отпуская его руку, потянула его к сараю, загороженному со всех сторон возами. Потянула напрямик, марая свои желтые красивые сапожки в грязных лужах, что окружали сарай.
— Открой-ка конюшню, — скомандовала подбежавшему Ягоше хозяйка.
— Какая это конюшня? — спросил Кондрат. — Это же сарай!
— Настоящая конюшня, — упрямо ответила Щука. — Тут все есть. И стойло… Да открывай же скорее двери, медуза несчастная, — вдруг набросилась она на завозившегося Ягошку.
Тот, наконец, сумел справиться со щеколдой и услужливо распахнул дверь сарая. Кондрат, не без труда ввел в затхлое темное помещение коня.
— Ставь лошадь вот сюда, — показала Щука в угол сарая, где была навалена солома. — Нехай конь ест сено.
— Да это же не сено, а солома, — возразил Кондрат, — а моему коню потребен овес.
— Смотри, какой он у тебя балованый. Нехай поест соломы.
— Ну нет! Давай овес. Не то я сейчас уеду.
— Хай буде по-твоему, — засмеялась Щука. Видно, ей очень не хотелось отпускать владельца такого доброго коня, и она строго приказала Ягоше немедля принести овес. Кондрат отпустил подпругу Бурана, снял с него седло и сбрую. Только напоив коня и привязав к его морде мешок с кормом, он с тяжелым сердцем покинул своего четвероногого друга, плотно закрыв на щеколду дверь сарая. Нетерпеливо ожидавшая хозяйка потащила его в харчевню.
Они вошли в большой, плохо освещенный керосиновыми лампами, зал под низким, почерневшим от табачного дыма потолком. За столами, покрытыми грязными, скользкими холстинами-скатертями, сидели неряшливо одетые разного возраста подвыпившие люди. На столах перед ними стояли тарелки с едой, миски с борщом, кашей, вареной рыбой, сычугом. А пили в основном кружками красное дешевое вино, так называемое «зайбер». Хозяйка посадила Кондрата за отдельный стол, поставила перед ним большую кружку вина.
— Пей! — сказала она, подсела рядом на скамью.
— Я не пью вина, — ответил Кондрат и отодвинул кружку, расплескав ее содержимое.
— Понимаю, казаче. Тебе, видно, треба водки, — сказала Щука.
Он не успел и оглянуться, как перед ним выросла здоровенная склянка сивухи.
— И водку я тоже не употребляю.
— Какой же ты казак, когда ни вина ни водки не пьешь?! Может, ты и в бога не веришь? — всплеснула толстыми руками Щука. Ее приторно-ласковый, медовый тон сразу сменила грубая хрипота. — Пей, малахольный, и не ломайся.