.
Однако Соединенные Штаты не могли прекратить рубить хвост змее по кусочкам и полностью отказаться от поддержки этой неэффективной, дискредитирующей себя и своих спонсоров силы. Прежде всего потому, что эти боевики представляют из себя пусть слабый и спорный, но все-таки американский актив в Сирии. А в дипломатии не принято сдавать свой актив без адекватной компенсации. Кроме того, его публичная сдача в виде многозначительного молчания в ответ на российские бомбардировки могла бы послать негативный сигнал американским союзникам в регионе – Саудовской Аравии и Турции. Соединенные Штаты своими договоренностями с Ираном и так вызвали серьезные сомнения у ближневосточных режимов относительно своей надежности и готовности выполнять союзнические обязательства. Предоставлять этим режимам новые доказательства в виде сдачи светской оппозиции было бы неверно. Ну и, наконец, публичный отказ от поддержки антиасадовских сил стал бы признанием администрацией провала своей сирийской политики и бонусом для республиканцев в ходе проходящей в США предвыборной кампании в президенты.
Однако Путин отказался делить противников Асада на рукопожатных и нерукопожатных по принципу того, кто клиент Америки, а кто ее противник. «Уважаемые господа, вы имеете дело, конечно, с очень жестокими людьми, но вовсе не с глупыми и не с примитивными, они не глупее вас, и еще неизвестно, кто кого использует в своих целях», – заявил хозяин Кремля [427]. Вместо этого президент предложил иной вариант разделения – на воюющих против Асада и воюющих против ИГ. «Там есть только одна обычная легитимная армия. Это армия президента Сирии Асада. И ему противостоит, по интерпретации некоторых наших международных партнеров, оппозиция. На самом деле в жизни, реально армия Асада борется с террористическими организациями», – пояснил российский президент.
По сути, речь шла не о каком-то принципиальном подходе из серии «кто не с нами, тот против нас», а о четко выстроенной стратегии. Со слов официального спикера российского МИД Марии Захаровой, концепция России в Сирии состояла из двух компонентов: борьбы с ИГИЛ, «Джабхат ан-Нусрой» и «теми, кто использует террористические методы», а также из консолидации усилий всех, кто занят урегулированием кризиса в стране [428]. Так, сначала при помощи российской авиации, полученной российской бронетехники, а также приданных проиранских подразделений сирийская армия должна была начать освобождение северо-западных и юго-западных регионов Сирии. Тамошним боевикам нужно было прежде всего продемонстрировать силу и живучесть режима Асада, пресечь слухи о неминуемой эмиграции сирийского президента под Ростов. «Когда рядом со столицей стоят подразделения международных террористов ИГИЛ и иже с ними, то тогда… никакого желания договариваться с властями Сирии, которые чуть ли не в осаде сидят в своей собственной столице, наверное, не возникает, – заявил российский президент. – И наоборот: если сирийская армия покажет свою жизнеспособность и готовность, самое главное, бороться с терроризмом, покажет, что власть может это сделать, тогда и возможности достичь политических компромиссов будут значительно выше»