Севастопология (Хофман) - страница 131

В уродливом великом, в распавшемся целом витает этот дух, как НЛО. То есть можно было бы полететь туда. На венике, на собственный риск, ученик волшебника ничего не испортит и читателя с собой прихватит.

Мои родители назвали бы это сумасшествием. Не знаю. Они никогда туда так и не поехали.

Я разыскала бы папиного коллегу и жила бы в гараже, который сама красила зелёным. На тебя там нападут и всё такое. Одной тебе туда не надо ехать. И даже если вдвоём, тоже могут напасть и всё такое. Просто беда. Так действительность становится фантазией. Выпьем за это, лечебный курс, настойка на рану. Мне вспомнилось, как я болела, у меня было воспаление во рту. Приходилось полоскать и булькать. Уважительная причина молчать.

Ученье, впитанное с молоком матери, незадолго до конца лактации: твой родной город ввергнет тебя в ужас, если ты туда поедешь. Какой там родной порт, там скорее приют для соискателей статуса беженца, накопитель беженцев, расистское проклятие, набегающий с узкого горизонта вал – подныривай под воду, иначе получишь от неё удар. В уроках плавания это означало поднырнуть, выдохнуть в воду и сигать вперёд, независимо от температуры и волнения.

Многое потеряно, многое обретено. То, что было раньше многим, с каждым годом уменьшается в отношении к нарастающему прошлому. Нелепо, смешно, безрассудно – безумно, волшебно. Лабиринтовидное заблуждение. Ошибка – проронить хотя бы слово о выброшенном за борт месте, да даже букву о сигнальном жезле морского флота. Маринированные рыбки воспоминаний. Не бывает скучного детства, не бывает детства долгого. Больше так не делай. Каждый ребёнок отрывается от своих игрушек, как и от родителей и от постаревших мечтаний о будущем. От овсяной каши и от порта, от бухты, которую не возьмёшь с собой, и от проглотивших тебя книг, от миров всемирной литературы, от первой любви и от последующих. Тут действует принцип волны, приветствия и прощания, усвоенный на уроках немецкого. Привет и пока, хой и чао, причём последнее означает и то, и другое. Жизнь редко имеет вкус дунайской волны и иногда имеет сходство с перманентной завивкой, закрученной от солнечной соли на черноморском берегу.

Моё миндальное дерево

На каждом углу подстерегают флэшбэки. Они выпрыгивают на тебя, как акулы из бассейна. Лучи света преломляются на зелени акации и белизне цветов, падают на морщинистый ствол дерева и спрашивают, как дела.

Из озера выныривает Несси.

Ты обжигаешься о сияющее будущее, натыкаешься на углы думающих голов, и жизнь обламывает тебе рога. Пионеров больше нет, ценится неразрывность. Соседний город называется Констанц. Старый город никогда не был разрушен. Ты, лишённая истории инопланетянка, блуждаешь на дороге вокруг озера в твоей прожитой выдумке – она твой велошлем, твоё принцессинское платье, твой лазерный меч. Империя впечатлений побеждает, не забывать и о плоскостях Сезанна и кубистическом кубике Рубика.