- Блейн занимает должность пока всего месяц, но он уже показал, что он не настолько плох, как Линкольн, - возразил Кастер. – И в любом случае, это не ваше дело, как не наше дело – ваш президент Лонгстрит.
- Блейн много обещает, - ответил капитан-конфедерат. – Люди, которые много обещают, однажды приходят ко мнению, что они много могут. Вы говорили о войне, полковник. Так вот, если ваш Джеймс Дж. Блейн считат, что вы, янки, можете победить нас сейчас, когда вы не смогли сделать этого двадцать лет назад, ему лучше еще раз хорошенько подумать. А если вы думаете, что вы можете пересечь границу для того, чтобы въехать на индейскую территорию, когда вам заблагорассудится, вам тоже следует хорошенько подумать, полковник, прежде, чем сделать это.
Когда на этот раз Уэзерс развернул своего коня, чтобы вернуться к своему эскадрону, Кастер не проронил и слова. Он смотрел вслед индейцам, которых спасло своевременное появление кавалеристов Уэзерса. Его правая рука в кожаной перчатке сжалась в кулак. Он ударил ей о бедро, ударил сильно – один раз, два, три. Его губы сложились в немом слове. Это могло быть слово «жаль», но это могло быть слово и покрепче.
Над колорадской прерией, по которой на запад громыхал по рельсам поезд, повисла густая тьма. В купе пульмановского вагона заглянул проводник.
- Вам постелить, сэр? - Спросил он с акцентом, в котором угадывались его либо русское, либо еврейское происхождение.
Авраам Линкольн оторвался от теста речи, которую он писал. Он неторопливо накрыл колпачком ручку и сунул ее в карман.
- Да, будьте добры, - сказал он и так же неторопливо встал.
Это, однако не спасло его от боли, молнией прострелившей поясницу. Он приложил все усилия, стараясь проигнорировать боль. Вот, что значит быть стариком!
Проводник быстрыми отработанными движениями поднял в исходное положение откидное сиденье, постелил матрас на получившуюся таким образом спальную полку, а затем в мгновение ока застелил постель.
- Прошу вас, сэр, - сказал он и задернул занавеску над койкой, чтобы дать возможность Линкольну обеспечить наибольшую возможную приватность, чтобы переодеться в ночную рубашку.
- Благодарю вас, - произнес Линкольна и протянул проводнику на чай десятицентовик.
Проводник вежливо поблагодарил, спрятал монету в карман и ушел стелить чью-то другую койку. Бросив взгляд на свою постель, Линкольн печально усмехнулся. Проводник пульмановского вагона оказался чересчур старательным. Линкольн нагнулся и выпустил концы простыни и одеяла из-под матраса в ногах. Пульмановские койки не были приспособлены для людей его роста. Он переоделся в ночную рубашку, забрался в койку и полностью прикрутил газовую лампу, под светом которой он писал.