- Сколько еще до Денвера?
- Не боле двух-трех часиков, - ответил проводник.
Линкольн вздохнул. Он должен был прибыть в город на рассвете, а не поздним утром. Ладно, люди, которые должны были его встретить, наверняка имели представление о весьма отдаленной связи между расписанием и действительным прибытием поездов.
- Тогда позавтракать времени достанет, -- заключил он.
- Вполне, сэр, и с лихвой, - подтвердил проводник.
И Линкольн направился в вагон-ресторан. Он действительно был рад тому обстоятельству, что на поездах появились «гармошки» между вагонами, ведь еще буквально несколько лет назад переход из одного трясущегося вагона в другой был достаточно рискованным предприятием: не один человек до этого находил свою смерть под колесами, соскользнув в пространство между вагонами, а мелкая угольная пыль, бьющая в лицо и сажа, толстым слоем оседающая на него – это было меньшее, чего следовало ожидать.
После яичницы с ветчиной и кофе с булочками, мир казался уже не таким хмурым. Прерии уступили место предгорьям. Локомотив с пыхтением забрался вверх на очередной холм, а затем, словно скинув с себя непосильный груз, весело покатился вниз по его противоположному склону.
Проносящиеся мимо огромные валуны и деревья являли собой волнительное зрелище, даже при том, что как знал Линкольн, на таких вот спусках случалось достаточно много аварий.
Наконец, с почти трехчасовым опозданием поезд въехал в Денвер. Вокзальчик оказался маленьким и неопрятным. Широкая полоса пустого пространства по другую сторону от колеи, как слышал Линкольн, должна однажды была превратиться в современный, сделанный по последнему слову техники, вокзал. Ну а пока это был всего лишь пустырь, который и в самом ближайшем будущем останется пустырем, заросшим распустившимися полевыми цветами и бурьяном.
- Денвер! – Прокричал проводник. – На выход!
Линкольн сунул текст с речью в кожаный чехол-трубку, подхватил свой объемный саквояж и стал выбираться из вагона. После нескольких дней, проведенных в поезде, твердая земля, казалось, дрожит под ногами – наверное, точно такое ощущение испытывают матросы, только что сошедшие на берег. Он надвинул на голосу свой цилиндр и огляделся.
Посреди обычных вокзальных сцен – членов семейств, с криками радости встречающих своих родных, банкиров, приветствующих капиталистов еще громче (но вряд ли искренней) – Линкольн заприметил парочку мужчин в потрепанных костюмах, у которых был вид шахтеров, одевшихся в свои лучшее, а может, даже вообще единственное, выходное платье. Линкольн определил их как людей, с которыми он должен был встретиться еще до того, как они начали целенаправленно пробираться сквозь толпу к нему.