Он надел очки и бросил взгляд на заметки, которые он набросал в поезде и в отеле.
- Еще поколение назад, - начал он, - я сказал, что дом, насильно разделенный надвое – на рабскую и свободную половину, непрочен. И он не устоял, хотя его разрушение произошло не тем способом, коего я желал.
О прошлом Линкольн говорил откровенно, не щадя себя.
- Конфедеративные Штаты и до сих пор не отказались от рабовладения, - продолжал он. – Ведь финансисты в Лондоне и Париже благоприятствуют росту их плантаций, железных дорог, сталелитейных заводов! Ведь капиталы мощным потоком продолжают течь в эту страну, и сколько же этого капитала, друзья мои, сколько его стекает с карнизов особняков богатеев, чтобы утолить жажду тех, кто живет в негритянских лачугах, живет едва ли лучше, чем неразумный скот, бок о бок с которым работают они на полях? Вы знаете ответ, и я знаю его.
- К черту этих проклятых ниггеров! – Выкрикнул кто-то из толпы. По толпе пробежали одобрительные выкрики.
Линкольн поднял руку.
- Я говорю и о белых людях, - ответил он. – Ибо нельзя разделить эти понятия на две части, отделить их друг от друга – уж по крайней мере, не в Конфедерации Южных Штатов. Потому что, если белый рабочий дерзнет там прийти к своему боссу и рассказать правду, коя состоит в том, что он не получает достаточно на жизнь, босс ответит ему: «Живи на то, что дают и смирись, или я на твое место поставлю негра, и тогда тебе придется учиться жить без ничего».
- И что же с нашими Соединенными Штатами , которые, как казалось, остались полностью свободными, когда мятежники отделились от Союза? – Продолжил Линкольн. – Неужели мы, неужели вы все, сейчас свободны? Неужели мы, неужели вы все, можете пользоваться теми великими и славными достижениями свободы, которые, как полагали Отцы-основатели, будут принадлежать каждому гражданину нашей Республики по праву рождения?
Или мы снова возвращаемся к тем несчастливым условиям, в которых находились до Войны за Отделение? Разве наши капиталисты в Нью-Йорке, Чикаго и – да! – здесь, в Денвере, не с завистью ли смотрят на своих собратьев-конфедератов в Ричмонде, Атланте, в молодом и шумном Бирмингеме? Не желают ли они быть на месте этих своих собратьев?
Не становимся ли мы снова нацией, наполовину рабской и наполовину свободной, друзья мои? Разве капиталист не ест хлеб, добытый вашим потом, ровно так же, как рабовладелец получает его ценой – и вот вам слово в том качестве, о котором вы еще не задумывались – труда негров, коими он владеет. – Линкольн вынужден был остановиться, потому что его слова потонули в хоре возмущенных голосов.