Говорил он с большой искренностью в голосе –американцы не всегда были правы – не более, чем все остальные, но они всегда были уверенны в себе.
- Здесь нельзя просто взять и спланировать все, как это делаете вы по ту сторону Атлантики. Здесь слишком много земли и недостаточно людей, чтобы заполнить всю ее. Слишком много места для маневра, если вы понимаете, о чем я говорю, и как, к черту, учитывая все это, составлять планы?
Смысл в его словах был, но только отражали они далеко не полную картину.
- Перед нами штоит подобная трудность, когда мы о войне с Россией думаем, - ответил Шлиффен. – Там, в России, даше больше места, тшем у вас, хотя я долшен признать, што в России больше людей. Но это не мешает нам зоштавлять планы. Если мы можем вынудить неприятеля реагировать на дейштвия наших войск, победа за нами.
- Может быть, - ответил Розенкранс. – А может быть, вы умнее русских, с которыми готовитесь воевать. Здесь же, сдается мне, еще не народился на свет генерал, который будет умнее, чем Стоунволл Джексон.
- Не понимаю, - произнес Шлиффен, но затем вдруг понял.
Его собственные предки, наверное, уходили драться с Наполеоном именно с таким вот чувством ужаса и самоуверенности. Правда, само сравнение провинциального конфедератского генерала с великим Бонапартом поразило своей абсурдностью, но потом он просто подумал о том, что Розенкранс и ему подобные вряд ли были ровней Шарнхорсту, Гнейзенау и Блюхеру.
- Но мы победим их. – И снова Розенкранс оказался полон простодушной самоуверенности. – Нас больше, чем их в соотношении два к одному или около того, а этого остаточно, чтобы любой генерал выглядел умней, чем он есть на самом деле – даже такого старого неудачника, как я.
Улыбка, которой он одарил Шлиффена, имела такое самоуничижительное очарование, что немецкий военный атташе просто не мог не ответить на это.
И Розенкранс был прав. Армия с вдвое большим количеством людей и пушек по сравнению с неприятелем, вступая в войну имела громадное преимущество. Как когда-то сказал Вольтер: «Бог всегда на стороне больших батальонов». Даже Фридрих Великий перед лицом такого перевеса у противника уже почти исчерпал все свои возможности в Семилетней войне, когда такая своевременная смерть русской царицы и восхождение на оставленный ею трон наследника, благоволившего к прусскому королю, привели к тому, что Россия вышла из войны.
- Я повторяю вопрос, который я прежде задал, - снова произнес Шлиффен. – Тшто вы делать будете, если Англия или Франция, или они обе сразу в войну на стороне Конфедеративных Штатов вштупят?