Фрэнсис думала про миссис Барбер то же самое, причем с завистью. Она открыла рот, собираясь поддакнуть, но потом решила промолчать. Она запоздало заметила, какой усталой выглядит мать сегодня вечером. Шеки у нее казались дряблыми и сухими, похожими на мятые застиранные тряпицы. Она пила свое какао целую вечность, затем отставила чашку, положила руки на колени и довольно долго сидела так, неподвижно глядя в пустоту и с бумажным шорохом потирая пальцы.
Минут через десять они встали и засобирались спать. Фрэнсис немного задержалась в гостиной, чтобы прибраться и увернуть свет, а потом, зевая, вышла в холл. На подходе к кухне она вдруг услышала вскрик, то ли испуганный, то ли огорченный, и бегом бросилась в судомойню, откуда тот донесся. Мать в ужасе пятилась от раковины, под которой, в темноте, что-то судорожно шевелилось.
Пару недель назад в доме завелись мыши, и Фрэнсис поставила мышеловки. И вот наконец одна мышь попалась – но крайне неудачно. Ей придавило и раздробило задние лапки, и она отчаянно пыталась вырваться.
Фрэнсис шагнула вперед.
– Так, ладно. – Она говорила спокойно. – Сейчас все сделаю.
– О боже!
– Не надо, не смотри.
– Может, позвать мистера Барбера?
– Мистера Барбера? Зачем? Я сама справлюсь.
При приближении Фрэнсис зверек запаниковал еще сильнее – забился, задергался, лихорадочно заскреб тонкими передними лапками по пружине капкана. Отпускать мышь на волю не имело смысла: слишком тяжело она покалечена. Но Фрэнсис не хотела, чтобы несчастный зверек долго мучился. После минутного колебания она набрала в ведро воды и бросила туда мышеловку вместе мышью. На поверхность воды поднялся единственный серебристый пузырек и тонкая струйка крови, похожая на темно-красную ниточку.
– Какая гадость эти мышеловки! – воскликнула мать, все еще расстроенная.
– Да, бедняжке не повезло.
– А теперь что с ней делать?
Закатав рукав, Фрэнсис достала мышеловку из ведра и потрясла, стряхивая с нее воду.
– Отнесу во двор, на компостную кучу. А ты ложись.
От воды мышиная шерстка слиплась острыми сосульками, но в смерти своей крохотный зверек – с зажмуренными от боли глазами и отвисшей челюстью – вдруг приобрел черты почти человеческие. Фрэнсис осторожно вытащила мертвое тельце из мышеловки и взяла за хрящеватый хвост.
На вешалке у задней двери висели старые плащи, а под ней стояла разная старая обувь. Фрэнсис решила обойтись без плаща, но вот трава наверняка сырая – она всунула ноги в галоши, когда-то принадлежавшие брату Ноэлю, и вышла во двор. С болтающейся в руке мышью, она прошлепала через лужайку и стала пробираться по мощеной дорожке в глубину сада.