27
Капризно-скучный завиток Барокко.
28
Влечение к периферийному понижает духовный уровень, об этом свидетельствуют откровения и самый элементарный опыт; то же, в частности, и в искусстве: влечение к внешнему затемняет внутреннее, но осознавать это в искусстве не всякому дано.
По пути из Вифании.
16 авг. 924
29
[зачеркнуто]
30
Илья Цветной и Антоний Изящный – игумены Николина монастыря в Новгороде, XVI век.
Из летописи
31
«И великую княгиню Еупраксею на свадьбе испортили, как она ляжет с Великим Князем (Семен Гордый) на постелю, и она ему кажется мертвецом».
Из древнего Родословца.
Временник, X, 54
32
Апокалипсическое значение.
С[оня]
33
Два ящика нужны человеку: один – побольше, при жизни, другой – поменьше, после.
Глядя на постройку нового дома на Вифанке.
Авг. 924
34
[зачеркнуто]
35
Полу-сон.
Семья отца
Я вижу их всех вместе, веселых, добрых, шумных, маленьких и коренастых. – Фонтанка. Кабинет моего отца. Мой отец в серой тужурке сидит в своем любимом низком кресле, обитом красным сафьяном; он в обычной позе, поджав левую ногу под себя, а правой наступив на сидение «попугайчиком», как он называл эту позу. Он весь трясется от смеха и слезы льются из глаз; его смешит с серьезным видом тетушка Ольга (Васильчикова). Она в сером платье и белой косынке. Я подбегаю к ней (мне лет 10–11), чтобы поцеловать ея руку, но она быстро ее вырывает и произносит скороговоркой: «Je suit vieille et laide», затем тут же берет мою ладонь: «Сорока-белобока…, а ты кенареек любишь, хочешь подарю тебе кенарейку?» И все это быстро, быстро. Она очень полная, но подвижная; когда идет, то ковыляет сбоку набок. Вдруг, задумавшись: «Чем больше живу, тем больше чту память родителей; ты не знаешь какие они были; мой отец, как милостив он был; летом мы ездили с ним по монастырям…»
Но вот входит дядя Алексей, маленький, весь как точеный; он в генеральской форме гродненских гусар; он волочит ногами по паркету, страшно шумит саблей, идет стремительно и обращаясь ко всем сразу, громко, звучно: «Я прямо сказал императрице – Madame, si les orphlinas de Moscou sont encore…c’est dû…, но этот imbécile de Протасов суется; натурально он дурак и пляшет под дудку Воронцова».
Дядюшка чисто выбрит, конечно – абсолютно лыс, небольшие красивые серые усы. Но вот он уже что-то цитирует из «Горя от ума», своего любимого Фамусова, затем произносит какую-то латинскую поговорку и обратившись к моему отцу, который мало на него обращает внимание, говорит ему: «Вы скоро с вашими гатчинскими обычаями будете и по улицам разгуливать в тужурке, l’Empereur Nicolas (Николай I) n’ aurait jamais…»