Она стояла, раскинув руки и подняв лицо к небу.
– Может, лучше всего будет, если в меня попадет молния! Тогда все и кончится!
Она истерически расхохоталась, когда правую руку осветил отблеск молнии.
– Ну-ка поближе, громовержец! Тогда у тебя получится! И у меня тоже! – кричала Ванда, дико кружась на месте.
В тот же миг Мария решительно повалила ее навзничь.
– Ты свихнулась? Это же опасно для жизни!
Она крепко держала съежившуюся, дрожащую племянницу:
– Сумасшедшая!
Ванда снова всхлипнула.
– У матери есть принц, у Гарольда – банковские сделки, у Пандоры – танцы, у тебя – стеклодувная мастерская. У каждого есть что-то, чем он живет, а у меня – ничего! Я никто, я ничего не умею. Я чувствую себя пустой, словно выеденный орех. Ненужной, бесполезной. Я так больше не могу.
Мария оказалась беспомощной перед отчаянием Ванды, словно перед природной стихией, которая бушевала вокруг них. И вот, когда грохочущие раскаты грома отражались от стен небоскребов, а струи дождя хлестали по рукам и спине, она впервые спустя долгое время почувствовала себя глубоко благодарной за собственный дар. Вдруг ей стало очень легко ответить на вопрос, кто она: она была стеклодувом, им, наверное, и будет всегда!
– Все будет хорошо, поверь мне. Я расскажу тебе про Лаушу все, что ты захочешь узнать. Я расскажу тебе о твоем отце Томасе, о его братьях и о твоем деде. Если захочешь, я опишу тебе все стеклянные предметы, сделанные когда-либо в их мастерской. Ты сможешь почувствовать свои корни, я тебе это обещаю. – Давая клятву, Мария слегка трясла Ванду за плечи.
– И что это даст? Как все это связано со мной и моей жизнью здесь?
Сомнения Ванды еще сильнее утвердили Марию в ее намерении. Да, она постарается дать Ванде что-то свое – это самое меньшее, что она могла сделать для племянницы.
– Просто представь, что… Стивен всегда будет твоим папой. И сегодня ты получила еще одного отца!
– Чудесно! Если мне так замечательно повезло, то почему же я чувствую себя так, словно меня переехал трамвай?
Ванда состроила гримасу, и все же на ее лице промелькнула слабая улыбка.
Вскоре они, промокшие до нитки, спустились по пожарной лестнице.
В ту же ночь, после того как Ванда легла в кровать и ждала, пока заснет, Мария взялась за блокнот для рисования. Когда она достала один из привезенных с собой грифелей, тот лег в правую руку привычнее, чем когда-либо. Мария чуть не вскрикнула от облегчения. Как она могла позабыть, какое это счастье – сидеть перед белоснежно чистым листом бумаги!
Она рисовала до полуночи. В основном это были бесполезные наброски: танцоры на балу, скрипичный ключ, гирлянды цветов, которыми были украшены столы, – ничего, что можно было бы применить для росписи елочных шаров. Марии было все равно. Она бы десять молитв прочла в благодарность только за то, что по собственной воле взяла в руки карандаш и блокнот. Она все еще способна на это! Она не потеряла свой дар!