- Я бы на вашем месте, Клавдия Михайловна, внял ее совету,- сказал Михеев.
- Мне нечего докладывать.
Кобылинская уставилась в стену.
Михеев покачал головой и взялся за телефонную трубку.
- Ну что ж. Придется пригласить на беседу еще одного человека…
Обе женщины с интересом повернулись к двери.
- Садитесь, Викторина Владимировна,- подставил Михеев стул вошедшей Никодимовой.- Вы узнаете моих собеседниц?
- Да, узнаю,- без тени удивления оглядев их, ответила Никодимова.
- Вот и хорошо. А вы?
Кобылинская и Гусева подтвердили, что - да, Викторину Владимировну Никодимову они знают. Пока Михеев заносил их ответы в протокол, женщины искоса оглядывали друг друга.
- У нас тут возник вопрос, Викторина Владимировна. Помогите разобраться… Кому вы отдали на хранение в Тобольске в восемнадцатом году драгоценности графини Гендриковой? И свои, кажется, тоже?
- Графиня распорядилась передать их полковнику Кобылинскому. Она уже беседовала с ним об этом tetе-а-tetе…
- Это значит - наедине? - перевел Михеев.- И вы передали?
- Я зашила наши драгоценности в мешочки, отдельно свои, отдельно графинины, надписала на них наши имена и отнесла их полковнику. Но…- Никодимова бросила взгляд на Кобылинскую.- Но он их не принял. Изменились какие-то обстоятельства…
- А дальше?
- Дальше?..- замялась Никодимова.- По его рекомендации я отнесла мешочки Константину Ивановичу. Это их друг дома, Пуйдокас, лесопромышленник. Евгений Степанович сказал: все, что у него хранилось, он тоже передал этому человеку.
- Пуйдокас потом вернул вам вещи?
- Нет,- после паузы ответила Никодимова, опустив глаза.
- А вы спрашивали их у него?
- Да, после гибели графини я просила возвратить мне хотя бы мой скромный мешочек… Я имела доверенность получить все, что принадлежало графине, но просила отдать хотя бы свое.
- Почему же он не вернул их вам?
- Мне сказали, что вещи достать пока невозможно, так как они далеко. А затем Пуйдокасы уехали из Тобольска. Так я и лишилась единственного своего достояния, хотя оно и не составляло состояния,- попробовала улыбнуться Никодимова невольному каламбуру.
- Зачем вы впутываете меня в эту грязную историю? Что я вам сделала, что? - с плачем сорвалась на крик Кобылинская, театрально заломив руки.
- О, ехсuzes-mоi,- поморщилась Никодимова, то ли от дурного французского выговора, то ли от вопля Кобылинской.- Но, извините меня… Вы же сами говорили мне об этом, дорогая…
- Это нельзя,- вмешался Михеев.- Говорите по-русски. Переведите, о чем вы говорили.
Никодимова и Кобылинская подавленно молчали.
- Вы знаете Пуйдокаса? - обратился Михеев к Ко-былинской.