— Слишком много времени прошло, молодой человек, — сдержанно произнесла посетительница.
Наступила пауза.
— Послушайте… — Стрельченко осенила неожиданная мысль. — Может быть, вы знали Степанова-Крамского? Он работал в Самаре в те годы.
Старушка сразу сняла очки.
— Степанова-Крамского? — переспросила она каким-то новым, глубоким голосом. — Конечно, я его знала! Но я думала…
— Одну минуточку! — сказал Стрельченко, счастливо улыбаясь.
Он быстро набрал телефонный номер и тотчас услышал в трубке знакомый бас. Как всегда в этот час, Сергей Петрович Степанов-Крамской был дома и работал.
— Простите, Сергей Петрович, у меня к вам один вопрос… — От нетерпения Стрельченко так прижимал трубку, что у него заныл висок. — Вы знали в Самаре товарища Василия?
— Как же! — пророкотал бархатный бас.
— И вы могли бы… — начал Стрельченко и остановился, услышав рядом с собою движение.
Он обернулся на этот легкий, стремительный шелест — и не узнал своей посетительницы.
Щеки ее порозовели, она стояла выпрямившись, блестя глазами, и протягивала руку, чтобы взять трубку. Все изменилось в ней — и взгляд, и поворот головы, и улыбка, лукаво морщившая губы. Неизъяснимо мягким, быстрым движением она взяла из рук Стрельченко трубку.
— Сергей Петрович… — сказала она звонким грудным голосом. — Бог мой, какая неожиданность! Помните, в Самаре… Вы были тогда студентом. Помните, мы сидели в ложе… Давали «Затонувший колокол» с Истоминой. Вместе с нами сидел в ложе студент-медик с бачками. Он за мной ухаживал, и это вам не нравилось. Ах, боже мой! Такой смешной рыжий студент, вы называли его «трубчатые кости»… А вы были насмешником ужасным! И дразнили меня за то, что я часто краснею. Это было перед вашей ссылкой в Камень…
Она говорила, вся подавшись вперед, глаза ее блестели, голос звенел…
В трубке стояла тишина.
Сергей Петрович молчал.
«Он не помнит…» — с ужасом подумал Стрельченко.
— Пятьдесят лет назад… — тихо сказала посетительница. — И словно это было вчера…
Она умолкла.
Оживление ее гасло, как будто внезапно вспыхнувший в ней и осветивший все ее черты фонарик постепенно притухал. Она по-прежнему стояла выпрямившись, но глаза ее стали беспокойными, и Стрельченко почудилось, что в них мелькнул страх.
— Тонечка… — вдруг явственно послышался в трубке бархатный бас. — Тонечка, милая…
Глаза старушки вспыхнули.
Держа трубку обеими руками, она так плотно прижала ее к уху, что дальше Стрельченко ничего не смог разобрать. Снова сияя, она внимала голосу, говорившему для нее одной.
И Стрельченко, глядящий на нее точно завороженный, вдруг с необычайной четкостью увидел в этом морщинистом лице черты тоненькой девушки в кружевной шляпе с розами, увидел ее мохнатые от ресниц глаза, неизъяснимо лукавую, нежную усмешку…