Он встал из-за стола и отошел к окну, чтобы не мешать ей. А старушка по-прежнему держала обеими руками трубку, слушая голос юности, льющийся ей навстречу.
Наконец она положила трубку и, одарив научного сотрудника царственно рассеянной улыбкой, ушла, помахивая своей крокодиловой сумкой с отломанным замком.
Стрельченко еще немного постоял у окна, глядя на снежную улицу, на троллейбус, что проворно бежал, задрав длинные усы, на торопливо идущих прохожих… Потом обернулся.
У самой двери стоял стриженый мальчик.
Вытянув тонкую шею, он смотрел на Стрельченко. У него было круглое лицо и большие серые глаза. На вид ему было лет девять.
— Здравствуйте, — сказал он. — Меня послала к вам мама.
Он сделал шаг вперед. Розовые уши его слегка торчали. Это был обыкновенный мальчик, с обычными приметами своего возраста. И все же в выражении его лица было нечто такое, отчего Стрельченко вдруг испытал смутное чувство тревоги. Вероятно, это крылось во взгляде его блестящих, серых глаз. Он прямо и немного сурово смотрел на Стрельченко.
Мальчик подошел к столу. В ту же минуту Стрельченко узнал его.
Это был Костя, внук Ильи Денисовича.
Некоторое время они молча глядели друг на друга. Прикусив нижнюю губу, мальчик протянул Стрельченко пачку исписанных крупным, четким почерком страниц.
— Мама просила вам передать, — сказал он.
Стрельченко сразу узнал почерк, но не смел поверить своей догадке.
Осторожно, словно листы могли исчезнуть, он взял верхнюю страницу. Первая же фраза вошла в его сознание с такой пронзающей силой, что он вздрогнул.
Это был доклад Ильи Денисовича, написанный собственной его рукою, — весь, от начала до конца.
Человек умер, закончив работу; упал ничком, как часовой, который дождался, когда его сменили на посту.
Стрельченко стоял потрясенный, держа в руках пачку глянцевых, прохладных страниц. Потом перевел глаза на мальчика. Тот не уходил.
— Ты что, Костя? — спросил Стрельченко машинально.
— Я пришел на сбор, — сказал мальчик. — В третий зал. Сегодня у нас сбор в музее.
— Сбор? — Стрельченко не сразу понял.
— Торжественный сбор, — повторил мальчик. — Будут принимать в пионеры. — Он замолчал.
— Вот оно что… — сказал Стрельченко медленно.
— Я сначала не хотел идти на сбор, — проговорил мальчик. — Но мама сказала… Мама сказала, что дедушка бы сказал… — Подбородок его дрогнул.
— Проводить тебя в третий зал? — спросил Стрельченко тихо.
Мальчик покачал головой.
— Нет, — сказал он. — Я сам.
Он постоял еще секунду, потом повернулся и пошел к выходу.
Дверь за ним закрылась, и тотчас же Стрельченко услышал, как каблуки его быстро и часто застучали по крутым железным ступеням, словно прошумел по крыше весенний дождь.