Сейчас слово берет дедушка. Его голос звучит сильно, уверенно. Я даже не смотрю в его сторону и почти не слышу его слов. Я молча слушаю последующие песнопения и молитвы. Мне нечего сказать о нэн, нечего сказать о ее жизни, даже после ее смерти я не могу найти подходящие слова.
После последней молитвы церемония завершается.
Все выходят из церкви, некоторые молча, другие тихо обмениваются воспоминаниями о бабушке.
Для меня вся служба кажется, как в тумане. Как будто я до сих не протрезвела от двух бокалов вина, которые выпила с мамой вчера вечером.
Ко мне подходят старушки, которых я помню смутно с детства, чтобы обнять и выразить свои соболезнования. Я совсем не хочу находится в центре внимания всей этой процессии, единственное, чего больше всего хочу, это отправится домой и заснуть, но я стараюсь держаться.
— У нее была такая замечательная душа.
— Нам будет так ее не хватать в церкви. Она была таким хорошим человеком. Очень добрая. Всегда всем помогала и много чего отдавала.
— Молли, ты помнишь, когда она не спала всю ночь, потому что шила для сирийских маленьких детей платьица?
Я благодарю их за теплые слова, при этом чувствуя себя слишком опустошенной от того хора повалы, который льется на мою бабушку. Я даже не знаю, что и сказать. А что я должна сказать? Каждый вечер она заставляла меня выпивать стакан молока, зная, что я ненавижу его.
— Мы решили собрать небольшие поминки по бабушке. Ты придешь? — спрашивает меня мать. В ее глазах мелькает сомнение, она так сильно сжимает похоронную программку, что костяшки пальцев у нее становятся белыми. Я не могу отвести взгляд от ее побелевших пальцев. На самом деле, мне не хотелось бы идти к ним в дом, но на протяжении всей своей жизни я всегда старалась сделать все, что могла, чтобы угодить своей матери, не расстраивая ее.
Я всю свою жизнь отчаянно нуждалась в ее любви и пыталась ее завоевать. И, возможно, до сих пор, я все еще пытаюсь, потому что слышу, как говорю «да».
Я с мольбой смотрю на Торна, умоляя своим взглядом пойти со мной. Он кивает и обнимает меня за талию, давая понять, что не отпустит меня туда одну. Я с благодарностью улыбаюсь ему. Он улыбается мне в ответ, и я начинаю явственно ощущать некую стабильность и безопасность из-за того, что он здесь, рядом со мной. Он не даст меня в обиду. Никто не сможет причинить мне вреда, пока он рядом.
— Где все будет? — спрашивает Торн. — Я поеду следом с Челси в своей машине.
— В доме ее бабушки и дедушки, моих родителей. — Мама поворачивается ко мне. — Уверена, ты все еще помнишь, где он находится. Твой дедушка спрашивал о тебе, — добавляет она.