Вот как уже много понял великий комбинатор. И не зря в момент переоценки Остапом ценностей малого мира авторы заставляют его отречься от предмета, который еще в ранних фельетонах Ильфа символизировал цепкость этого мира. «Вчера на улице,— жалуется Остап Козлевичу,— ко мне подошла старуха и предложила купить вечную иглу для примуса. Вы знаете, Адам, я не купил. Мне не нужна вечная игла. Я не хочу жить вечно».
Но не будем все же преувеличивать глубину душевного кризиса Остапа Бендера. Иначе нам не понять, почему самими авторами был забракован тот вариант финала, о котором однажды мы упоминали,— добровольно расставшись со своим миллионом и как бы «очистившись» от грехов, Остап удаляется в «частную» жизнь. В окончательной редакции «Золотого теленка» развязка романа с необходимой естественностью вытекает из внутренней жизни образа Остапа. В «Двенадцати стульях» такого ощущения еще не было. Озорной дух, который пронизывал первый роман Ильфа и Петрова, жил и в его финале. Будущее героя действительно могло зависеть от маленькой лотереи. Бумажка с изображением черепа и двух куриных косточек окончательно решила судьбу великого комбинатора. Впоследствии Ильф и Петров очень досадовали на это свое легкомыслие. Петров писал, что его «можно было объяснить лишь молодостью и слишком большим запасом веселья». В «Золотом теленке» участь Остапа уже целиком предопределена его личностью, а не игрой случайных обстоятельств. Выбор сделан самим Остапом. Он поступает именно так, как должен был поступить в реальной жизни. Действие, замедлившееся перед финалом, стремительно катится к развязке.
На румынском берегу бесславно заканчивается история похождений Остапа Бендера, столь же бесславно, как и всех других пассажиров знаменитой «Антилопы». Садится в тюрьму Балаганов. Умирает Паниковский, человек, который хотел жить на счет общества. Но общество, как говорил Остап над могилой злополучного «нарушителя конвенции», не хотело, чтобы он жил на его счет. А вынести такого противоречия во взглядах Паниковский не мог. Что же касается Адама Козлевича, то водитель «Антилопы» обречен без конца «давать ремонт» своей разбитой машине, которой никогда уже не придется, наигрывая старинный матчиш, катить по дальним дорогам. Так рассыпается содружество плутов. Происходит уничтожение обмана, тот мгновенный «переход в ничто», который еще Кант считал важным моментом комического.
Сожалеют ли об этих людях авторы романа? Сочувствуют ли их судьбе? В свое время такой вопрос возникал, и некоторые критики даже склонны были отвечать на него утвердительно. В интересной, хотя во многом спорной статье «Последние приключения анархиствующего индивидуума» («Красная новь», 1933, № 9) Екатерина Трощенко писала, что Ильф и Петров не только сочувствуют своим героям, но и оправдывают их: в том, что они такие неполноценные, ненастоящие, не их беда и не их вина,— ведь их искалечил, изуродовал эксплуататорский строй.