— Но вы можете мне верить, — горячо воскликнул Шастунов и протянул руку своему собеседнику. — Можете рассчитывать на меня.
— Благодарю вас, я верю вам, — серьезно ответил Бахтеев, крепко пожимая протянутую руку. — Я еще сегодня рассчитываю на вашу помощь.
— Я уже обещал вам, — коротко ответил Шастунов.
Они вышли в залу в ту минуту, когда танцы уже прекратились и все гости направлялись в столовую к роскошно сервированным столам. Впереди шла императрица, опять под руку с князем Никитой.
Все уже сняли маски. Юный Александр шел под руку с Варенькой, одетой турчанкой.
Шастунов с любопытством искал в толпе шевалье, но его нигде не было видно.
Со своего места императрица тоже, видимо, кого-то искала глазами. Наконец она обернулась к стоявшему за ее креслом Бахтееву.
— А где же астролог? — спросила она. — Кто этот современный Нострадамус?
— Это шевалье де Сент-Круа, ваше величество, — ответил Бахтеев, — но его уже нет, к сожалению.
— А, — произнесла Екатерина, — эмигрант?
Павел казался расстроенным; он был очень бледен, хмурил брови, кусал губы и пофыркивал носом.
Екатерина не любила засиживаться за едой, и потому, несмотря на обилие и изысканность раннего ужина, он не затянулся. Впрочем, сама императрица не любила никаких изысканных блюд.
После ужина государыня, со свойственной ей ласковостью, говорила с гостями, обласкала красавицу княжну Бахтееву, никого не обошла своим вниманием и вскоре уехала; за ней последовали и цесаревич с сыном.
После ее отъезда бал продолжался с новым оживлением, и гости знали, что до второго ужина, то есть до рассвета, князь их не выпустит.
Гости, уже узнавшие друг друга под маскарадными костюмами, по большей части в перерывах между танцами уходили парами, отыскивая укромные уголки в бесконечных анфиладах бахтеевского дворца, почти все комнаты которого были превращены в цветущие беседки, голубые гроты, среди которых, причудливо освещенные цветными огнями, били фонтаны. В большом зимнем саду гости могли рвать прямо с деревьев апельсины и персики, на свободе летали канарейки, благоухали редкие цветы…
Этот праздник по сказочности обстановки сравнивали со знаменитым потемкинским праздником в Таврическом дворце, когда великолепный князь Тавриды приехал после победоносной войны. Последний его праздник, после которого, так и не «вырвав больного зуба», он уехал, томимый мрачными предчувствиями, — уехал, чтобы умереть в глухой степи…
Под темными кипарисами, в углу сада, сидел молодой князь Бахтеев. Он то и дело посматривал на часы. Его новый друг Шастунов покинул его после ужина для прекрасной турчанки.