Но у него не было много времени раздумывать. На крыльце появились две фигуры, закутанные в плащи.
— Ваш проводник здесь, монсеньор, — произнес по-французски знакомый князю голос Бахтеева.
В ту же минуту князь сделал шаг вперед к закутанной фигуре. Бахтеев скрылся.
Узенькие санки были на одного.
— Стань на запятки! — услышал Шастунов резкий, высокий, повелительный голос.
Ворота широко раскрылись, лошади рванулись и понесли.
Шастунов заметил, что впереди несся верховой.
Ветер со снегом залеплял глаза князю. Ему было неудобно и трудно держаться на запятках.
— Кто ты такой? — послышался голос из-под широкой шинели.
— Кавалергардского ее величества полка поручик Шастунов, — ответил князь, склоняясь вперед.
— Ты оказал мне сегодня услугу, ротмистр, — послышался ответ.
— Поручик, — возразил Шастунов, напрягая голос.
— Очень хорошо, ротмистр, — раздался ответ.
Лошади неслись.
Руки Шастунова окоченели. На полпути стояла подстава. Лошадей перепрягли в одну минуту. Сани понеслись дальше.
Но вот караульные посты Гатчины.
Полосатые будки, масляные фонари. Сани остановились у ворот дворца. Закутанная фигура сбросила свой плащ на сиденье.
Павел вышел из саней.
— Спасибо, полковник, — отрывисто проговорил он, входя в подъезд.
Князь Шастунов остался один.
«Полковник, — тревожно думал он. — Что же это такое? Полковник!»
И долго стоял он в раздумье перед дворцом, пока не вспомнил, что надо подумать о том, как добраться назад, или где заночевать.
X
— Нет, граф, что бы вы ни говорили, это надо кончить, — решительно произнесла императрица, ходя взад и вперед по кабинету, нервно засучивая рукава своей кофточки, что служило у нее всегда признаком гневного волнения. — Я не могу, понимаете вы, не могу, не смею рисковать так наследием великого Петра, славой, стоившей неисчислимых жертв, делом долгого моего тридцатипятилетнего царствования; нет, нет, не возражайте мне, сердце матери иногда должно заставить себя замолчать!
Человек, которого она называла графом, и не думал пока возражать. Это был вице-канцлер граф Александр Андреевич Безбородко. Его грузное тело с трудом умещалось на маленькой табуретке, стоявшей у письменного стола императрицы. Сложив на большом животе короткие руки, полузакрыв свои и без того маленькие глазки, он, казалось, дремал.
Императрица продолжала:
— Вся Европа потрясена, колеблются тропы, в опасности алтари. Франция стала врагом королей и Бога. Наш долг раздавить ее… Англия и Вена согласны со мной… А мой сын!.. — воскликнула она. — Но нет, вы сами хорошо знаете его взгляды… А между тем, — понизив голос, продолжала императрица, — ведь не два века мне жить… я уже стара.