Малайский крис (Чулков, Никулин) - страница 84

Когда барон кончил, в уме моем боролись два чувства: дикое, безумное желание показать ему, что я не боюсь его, и страх перед ужасной смертью. Сначала я возмутился против его подлого предложения, но через несколько минут в безмолвном отчаянии склонил голову в знак согласия. Тогда этот негодяй, улыбаясь, простился со мной и исчез за дверью, оставив меня в самом беспомощном положении.

Я выждал, пока его шаги совершенно утихли; я начал так сильно кричать, что, кажется, мог разбудить даже мертвого; но не разбудил нашего полоумного управляющего, крепко спавшего в несколько ярдах от нас.

Прошло, может быть, не более четверти часа, когда на пороге появилась человеческая фигура, вид которой несказанно обрадовал меня. Однако, вглядевшись, я узнал, что это был фон Блитцен, который вернулся и, к моему изумлению, стоял в дверях, заливаясь неудержимым смехом.

— Сознайтесь, Сабуров, что это было ловко обделано! — закричал он, покатываясь от смеха. — Но только, пожалуйста, не выходите из себя, — прибавил он, подходя ко мне. — Я проделал это исключительно для вашей же пользы.

Поток проклятий посыпался по адресу моего избавителя в ту минуту, как ужасная рубашка со звоном упала на пол.

— Я уверен, мой друг, — продолжал немец более серьезным тоном, — что вы теперь будете знать, насколько благоразумнее путешествовать с чеками, чем с наличными деньгами.

Что мог я ответить на это? В конце концов, я дешево заплатил за урок, но, будучи большим противником такого рода шуток, я еще 24 часа спустя способен был бы наслаждаться мучениями барона в руках китайского палача…

К шести утра все обезумели…

В облаке табачного дыма и копоти керосиновых ламп странными призраками рисовались фигуры игроков.

Вейс сидел в самом конце стола и с треском разрывал новые колоды карт. Тени бледного рассвета и дрожащие тени ламп переползали по залитому вином столу.

Десяток полубезумных людей хриплыми, надорванными голосами выкрикивали цифры и вышвыривали на стол золотые монеты.

Цветные, шелестящие, всех стран и наций бумажки падали на стол и неизменно притекали в концу стола, в руки Вейса.

Игра велась вторые сутки, и неизменным банкометом был Вейс.

Он опьянел от золота, этот высокий, худой немец.

Два дня назад он был жалким, голодным бродягой и ничем не отличался от десятков тысяч других жаждущих золота рабочих на приисках. В четверг началась игра, и Вейс, голодный и полубольной, вошел в большую палату игроков.

С той минуты, когда он бросил на стол свой последний заработанный на приисках доллар, прошло тридцать часов.