Словом, либеральный, просвещенный капиталист новейшей формации.
Впоследствии Александр Евгеньевич, как мы увидим, сильно полевел, по всей видимости не без влияния Инессы; пока же он ввел молодую жену и в круг своих интересов, и в круг своей семьи. То был открытый дом, по-русски хлебосольный, по-французски радикальный. Молодежи в нем жилось вольготно: в обширной столовой, а летом на еще более просторной веранде вокруг огромного стола располагались десятки людей — дети, внуки, друзья детей и внуков. К старости одних внучат у Армандов насчитывалось сорок пять душ. Представляете, какая «запорожская вольница» собиралась около всегда огнедышащего самовара, какие велись горячие споры на злобу дня и по извечно волнующим вопросам!..
Гостеприимная бабушка следила, чтобы все были сыты, и радовалась живому задору молодежи; учтивый дедушка, с виду похожий на ученого, а вовсе не на купца, покидал горластое общество, удаляясь в свой кабинет, к любимым книгам и ботаническим коллекциям. Тут уж ожесточенные дискуссии разгорались пуще прежнего, веселые затеи становились изобретательнее, захватывали всех и вся.
Арманды полюбили Инессу. Старики сохранили к ней привязанность до конца своих дней, хотя и перешла она в другой лагерь, да и в лично-семейном плане доставила немало огорчений.
Забегая вперед, скажу, что седобородый мануфактур-советник и почтенная его супруга в 1907 году посещали «содержавшуюся под стражей» в пречистенском полицейском доме невестку-бунтарку. О том свидетельствует разрешение, выданное отделением по охранению общественной безопасности и порядка в Москве.
Но то было значительно позже.
Молодожены поселились в Ельдигине, подмосковном имении Армандов, и часто наезжали в Пушкино.
Ельдигинские годы навсегда запомнились Инессе. Была молодость, свежесть первых впечатлений, пора накопления жизненных сил и радужных надежд. С мужем они друзья-единомышленники. Вместе обдумывают всевозможные хозяйственные преобразования, организуют школу для крестьянских ребятишек — Инесса преподает в этой школе. Вместе совершают ближние и дальние прогулки.
Милые сердцу ельдигинские, «левитановские» места — рощицы и перелески, простор полей и разнотравье лугов, тенистые лесные тропинки и заросшие, глухие овраги… Как часто потом, в вынужденных скитаниях по чужим странам, в грозном великолепии Альп или ослепительном блеске Адриатики чудилась Инессе полюбившаяся ей скромная краса среднерусской природы. И сердце сжималось от безотчетной тоски.
В фондах Государственного Исторического музея хранятся записи рассказов старых рабочих армандовской фабрики. Читаем: «Арманд всегда шел на уступки», «…Они близко соприкасались с рабочими», «Их уважали» (ГИМ, ф. 433, ед. хр. 34). Относятся эти отзывы к старому хозяину, Евгению Евгеньевичу, и его сыну, Александру.