. Урус погиб в 1590 г. во время войны с Казыевым юртом. После его смерти в Ногайской орде возобновилась междоусобица, подстрекаемая русскими властями: «Не осталась в стороне от событий и Россия: ей было выгодно ослабление Орды. Как пишет летопись, Борис Годунов, „слышав в Нагайской орде умножение людем, яко живяху меж собою в совете, он же бояшеся тово, что Астрахани от них быти в тесноте и приходу на Московское государство начая войны, и повеле астраханским воеводам их ссорити. И бысть меж ими война велия, друг друга побиваху, и многи улусы запустеша… и от той войны оскудеша, яко отцы детей своих продоваху в Астрахани“ (ПСРЛ. Т. 14, стр. 52). После кровавой междоусобицы уцелели лишь жалкие остатки когда-то могучего государственного образования. Территория ногаев теперь ограничивалась в основном междуречьем Волги и Яика. Бием стал Иштерек (1600 г.). Зависимость Орды от русских властей усилилась, даже возведение „на княжение“ было проведено в Астрахани по воле царя»
1078.
«Была еще одна причина [смуты среди ногаев], которая слабо отражена в ногайско-русской дипломатической переписке, но откровенно формулируется в сочинениях, созданных далеко от Больших Ногаев, в России, и которая заключалась в сознательном провоцировании раздоров между кочевниками русской стороной. Летописи приписывают вину за начало смуты царю Б. Ф. Годунову. Он, зная о многочисленности и сравнительной сплоченности ногаев при Урусе и отчасти при Ураз-Мухаммеде, стал опасаться, что „Астрахани от них быти в тесноте и приходу на Московское государство начая войны“, и поэтому дал астраханским воеводам приказ ссорить заволжских мирз между собой (Новый Летописец)»1079.
Опасения Бориса Годунова полностью подтвердили события Смутного времени: «В течение 1607—1617 гг. наиболее оживленными путями татарских нападений были: Ногайский, Калмиусский и Изюмский шляхи… В те годы не было никакой возможности интересоваться и подсчитывать размеры потерь от татарской войны, как это делалось позднее. Известно, что в 1619 г. из одной только орды Больших ногаев было освобождено до 15 тыс. русских полонянников, которые к тому моменту еще оставались в орде; а сколько их прошло через орду и было продано на восточные рынки в течение десятка лет? Мы не располагаем никакими данными о полоне, захваченном татарами других улусов; мы имеем только общие суждения о массовом уводе полонянников. В татарских улусах царил настоящий ажиотаж: татары ходили на Русь до утомления. В улусы кн. Иштерека стекались восточные купцы из разных стран; впечатление о целых потоках русского полона сохранились на Востоке надолго. Еще в начале 20-х годов дядя бухарского царя спрашивал И. Хохлова, ездившего в Бухару, почему это происходит и „для чего ногаи на государевы городы войною ходят и воюют“ и забирают всякий полон. И. Хохлов объяснял, что происходило это в „смутное и безгосударное время“, когда кн. Иштерек и мурзы кочевали „о себе“ и когда ногаи на Московской украйне „воевали деревни и людей деревенских в полон имали“. В 20-х годах шах Аббас, принимая московских послов, выражал удивление, что в Московском государстве еще остались люди… Никогда впоследствии Русь не подвергалась подобному сплошному грабежу»