Однако Гартмут наотрез отказался помогать. Он как раз решил провести несколько экспериментов в духе их совместных с Берлепшем испытаний и был поглощен приготовлениями. Отцовские горести его ничуть не тронули.
— Я же тебя предупреждал, — безучастно бросил он в ответ на упорные настояния отца.
И тот огорчился. Ведь он, Гельмут Шоске, больше не склоняет сына к продаже самоисчезающих гугельхупфов. Ну, допустил нехорошую мысль, ну, ошибся — с кем не бывает? Такая идея пришла бы на ум любому коммерсанту. А что сболтнул на людях — так это от гордости за сына. А ты теперь помоги отцу выпутаться из неловкой ситуации — что же я, зря тебя растил? Но нет, совсем занесся, отбился от рук.
Гельмут Шоске был огорчен.
Но и этого огорчения не заметил юный Гартмут. Он замыслил проверить теорию Берлепша, что получаемые из духов гугельхупфы исключительно токсичны. Замысел этот так его увлек, что он даже получил несколько низких отметок в гимназии, настолько поглотила его эта идея. Причем проверить эту гипотезу на практике мнилось ему задачей настолько легкой, что даже не верилось. Всего-то и нужно было, что получить гугельхупф и скормить его какому-нибудь животному, например, собаке или крысе — и тех, и других было достаточно на городских помойках.
Но вот тут и вставало множество дополнительных вопросов: все ли духи смертельны после превращения в гугельхупф? вызовет ли дух обычной простуды ту же простуду, если съесть полученный из него кекс? или вызванная им простуда будет отличаться особо тяжелым течением и непременно окончится летальным исходом?
Итак, вставала необходимость провести не один, а целый ряд экспериментов, в которых требовалось задействовать гугельхупфы, полученные из разных духов болезней. И в любом случае испытывать гугельхупфы следовало на животных. От мысли, что мерзкий гугельхупф попадет на стол человеку, у Гартмута бежали по спине мурашки.
Но жизнь вскоре сама предложила ему простое и страшное решение.
В гимназии у Гартмута не было близких друзей — он водил дружбу со всеми, кто хотел дружить, но и особо ни с кем не сближался. Он рано понял, что ему как можно дольше нужно казаться таким, как все, ничем не проявляя свой дар. Гартмут даже не предполагал, чем может закончиться внезапное разглашение его способностей, и самая мысль о том, что на него, возможно, будут глазеть, шептаться за его спиной, пугала его до крайности. Однокашники и так уже подметили за ним некоторые странности, но пока это вызывало только беззлобные шутки — выручала Гартмута его репутация славного малого, всегда готового помочь, веселого и безотказного товарища по играм. Но были в классе и мальчики, с которыми Гартмут приятельствовал охотнее других, — таков был Вилли Майнерт, худенький, смешливый, темноволосый, проявлявший большие способности к математике. Гартмут помогал ему по греческому в обмен на помощь Вилли в решении задачек. Отец и старший брат Вилли были железнодорожными инженерами, это была хорошая дружная семья, в их доме Гартмут любил бывать. Видно было, что и застенчивый Вилли Майнерт тянется к Гартмуту, расцветает в его присутствии. Почти каждый день они возвращались из школы вместе — дом Вилли был Гартмуту по пути.