— Ну? — качнув штыком, проговорил он. — И что ты обо всём этом думаешь?
Антон с нескрываемой тоской поглядел на него.
— Поживём — увидим, — пожав плечами, как тот крестьянин у афишной тумбы, буркнул он.
— Да и так уж всё видно! Большевикам-то каюк! А? Что скажешь? Впрочем, прости, — деланно смутился он. — У тебя ведь отец…
В душе Антона начал вздыматься мертвящий холодок.
— А чего отец? — повёл плечами он. — Я сам по себе…
— Вот! — ткнул в него пальцем Витька. — Вот и я о том же! Чего тут смотреть, давай к нам! В добровольцы! Жизнь — во! — и Витька с размаху оттопырил большой палец. — А люди! Какие люди! Закачаешься! — он неловко оступился, пошатнулся и винтовка тяжело загуляла у него за спиной на халатном пояске. Зловеще закланялся штык над головой.
— Сам ты качаешься, — тяжело вздохнул Антон. Нелепый вид приятеля огорчал и злил. — Ты, Витюша, на себя посмотри. Ну какой ты, к чёрту, боец? Убьют ведь, и поминай, как звали, а за что? Дело-то, кажись, нешуточное будет… Ну зачем, на кой чёрт тебе всё это? — с горечью выговорил он.
— Сочувствуешь, значит? Жалеешь? — покачал головой Витька. — На кой чёрт, говоришь? А у меня, Антоха, мать из сил выбивается, все руки в прачечной стёрла, сестра с голодухи заговариваться стала! Да и то, у меня же нет папы-большевика, меня некому на хлебное местечко пристроить! И на кой мне, скажи, такая жизнь, чего терять-то? — выкрикнул он. — Из ваших комиссарских декретов лапша только для ушей, ею не наешься. Вот сами и подтирайтесь теперь!
— Да не ори ты… А что, белые всех накормить обещали? — сквозь зубы, еле сдерживаясь, процедил Антон. — Хлебные места всем раздать дармовые? Интересно… Может, я чего пропустил? Расскажи, Витюша. Расскажи…
— А я и рассказываю, — пожал плечами Витька. — Хлебный паёк у них — мне обожраться, а на семью — так все сыты будут. Семьдесят рублей в день. Это пока. Обещают сто, если до боёв дойдёт. Уже доходит, так что… Записывайся, не пожалеешь! С винтовкой управляться нас в училище насобачили. А тут и всему остальному научат. Тут такие учителя — ого-го!
— А убьют? Мать, говоришь? И сестра? Ну и как они без тебя? Чего ради гробиться-то, Витя?
— Да брось! Бог не выдаст, свинья не съест! Большевики своё отвоевали. Постреливают ещё, да ненадолго их хватит! Кончилось их время. И тебе нечего за них цепляться. Отец-то тоже, глядишь, поймёт, что не с теми связался. Если ещё не понял. Записывайся, Антоха! Это ж настоящее дело, мужское, а не болтовня какая… А кто чей сын — даже не спрашивают! Полный почёт и уважение!
— Зато потом узнают и кокнут как лазутчика, — усмехнулся Антон. — Ты дурак или притворяешься?