Она оглядела разгром на кухне, пнула носком тапки осколок тарелки, подняла с пола чудом уцелевшую чашку и тоскливо посмотрела в сторону комнаты, откуда все еще доносился плач девочки.
А Юля вспомнила, как наяву, свои первые месяцы: свое отчаяние, когда в одну точку сходятся мутная тошнота недосыпа, и боль во всех мышцах, которые носят, укачивают, снова носят, и тотальная беспомощность, когда ты не знаешь, что еще можно сделать, чтобы успокоить плачущего. Когда от усталости уже не можешь сочувствовать собственному ребенку и мечтаешь лишь об одном: чтобы он уснул и дал тебе час, ну хотя бы полчаса полежать пластом. Когда это бесчуствие ощущается как короста на сердце и гремит в ушах собственный презрительный голос: что ж ты за мать такая? А ты ничего не можешь поделать. И никто, никто не придет тебе на помощь.
— Ох, Маша. Давай, вперед, — сказала Юля. — Если не ты, то кто же?
Ким словно услышала ее — вздохнула и, шаркая тапками, потащилась обратно в комнату.
— Хочу на ручки. Блин, я тоже хочу на ручки! — стонала Ким.
Юля обогнала ее, взлетела выше и заглянула в кроватку. Девочка плакала тише, наверно, устала. Маша наклонилась и взяла ее. Крошечная девочка на руках миниатюрной Ким выглядела увесистей, чем была на деле. Розовое младенческое лицо с припухшими веками, глазами-щелками походило на лицо инопланетянина, весьма недовольного своим прибытием на Землю. Кулачки, торчавшие из рукавов распашонки, были сердито сжаты, колени в белых штанишках подтянуты к животу.
— Прости меня, — сказала ей Маша.
Девочка издала еще один крик, затем захныкала.
— Прости меня, Женечка. Я без понятия, что нам с тобой делать. Тебе три месяца. Так и мне три месяца, как маме. Женька, я тоже маленькая! Я всего три месяца как мама! Ничего я не умею. Нет, умею, — поправилась Маша, — но недостаточно. Но вокруг — ни одной суки, которая бы умела и помогла! А у меня такое подозрение, Женька, что в одиночку с этим не справиться. Нужен как минимум муж, а лучше муж и целая деревня родственников, которые бы качали тебя по очереди. А когда я одна, я схожу с ума.
Маша замолчала, расхаживая по комнате с дочкой от стены до стены.
— Именно, — сказала Юлька. — Именно так я себя чувствовала. Одна с Яськой целыми днями. Степа уходил рано, приходил поздно. Но я не знала, какими словами ему сказать. Он же работает. А я сижу дома. Я в отпуске. Это ведь так и называется: отпуск по уходу за ребенком. Если я как бы отдыхаю, разве у меня есть право просить о помощи?
Маша не слышала ее, она говорила с собой.
— По-хорошему, такая нагрузка — экстрим не хуже, чем у космонавтов. Круглосуточно начеку, что ни час, то новое ЧП. Только статус совсем не звездный, статус у нашего индевора ниже плинтуса, «любая баба так сможет».