– А ты откуда все так знаешь?
– Я сочиняю роман! – надменно ответила она. – Но давай помогай. Вот смотри. Если Римма Александровна на самом деле любила Ярослава и была недовольна жизнью с Сергеем Васильевичем, то почему же она так старалась увековечить его память? Не могла надышаться на его кабинет, хлопотала насчет доски, а до этого – насчет памятника на могиле. Наверное, потому, что эта память – это и была вся она. Она, живущая своим мужем. Реальным мужем, а не каким-то там «отцом моего ребенка». Как ты думаешь?
– Наверное, – согласился Игнат. – Но я не женщина. Мне не понять.
– Мне, наверное, тоже, – сказала Юля. – Особенно эти тонкости насчет «отца моего ребенка». Детей-то у меня нет.
– А почему, кстати?
– Это очень бестактный вопрос, Игнаша. Это все равно что спрашивать взрослого мужчину, отчего он не женат. Подразумевается: вы, дяденька, импотент или педик? Но ты хороший мальчик, и я тебе отвечу. Нет детей, потому что не хочу. Потому что совершенно не понимаю, зачем это надо умному и талантливому человеку. У меня нет поместий и фабрик, у меня нет знаменитой фамилии. У меня даже нет старой домашней библиотеки, которая досталась мне от дедушки и папы и которую я сама пополняла, часами бродя по букинистам. Мне нечего завещать ребенку. А просто так, ой-ой-ой, уси-пуси, какой маленький-хорошенький, ножки-ручки, глазки-носик – мне это неинтересно. Нет во мне всего этого педофильства.
– Ты что? – возмутился Игнат.
– А что? – Юля высоко-высоко подняла брови. – Вот этой полуживотной страсти к детишкам у меня нет. Ах ты масенька-пусенька! И вообще всей этой отвратной масечности у меня в сердце нет ни капельки. И когда меня в масечность запихивают, ненавижу. Я женщина хорошего роста, нормального веса и взрослого возраста. Я не «деточка», не «девочка», не «малыш», не «кроха» и не «кнопка». Ненавижу это словесное педофильство! Вообще же странное дело, Игнаша. Когда человек обнимает чужого ребеночка, а уж тем более целует его во все места – это педофилия и кошмар. А если то же самое делают мама и папа – это вроде так и надо. Хотя, если чисто формально, это не просто педофилия, а педофилия с инцестом, нет?
– Нет!
– Но почему же нет?
– Потому что это его родной ребенок.
– Где логика? А почему тогда нельзя трахаться с родным ребенком, когда ему будет восемнадцать плюс? Смотри, если мужчина женится на женщине сильно моложе, то ничего страшного. А если это его дочь, то вообще преступление. Инцест, ведь так? То есть смотри, взрослую девушку может тискать и целовать только неродной человек, так? А маленькую девочку – наоборот, только родной. Лично для меня это неразрешимый парадокс. Ну и ладно. Вообще же я согласна с Тоней Перегудовой, которая хотела сделать аборт. Помнишь, что она сказала: «Это мое тело. Это как будто нарыв у меня в животе; нарыв на моем теле. Вскрыть его, вычистить, и все дела». Вот и мне иногда так кажется.