А связь пропадает здесь регулярно и без каких бы то ни было, понятных или объяснимых причин.
Правда, первые три дня после высадки, все со связью было в порядке.
Возможно, что Вяземский и Грассо встретятся ему по пути, но это мало вероятно. Скорее всего, они просто сидят сейчас на своей базе.
Он представил какими словами встретит его Вяземский, какие едкие эпитеты выберет.
Роберсон осмотрел приборы — все в норме, улыбнулся.
Чужой мир был спокоен и уныл, все вокруг выглядело обычно, обыденно и он снова улыбнулся сам себе, сказал в слух:
— Мы все-таки, дикари, господа. Мы боимся страшного Буку.
Роберсон Буку не боялся.
* * *
— Уводи выше! — кричал Вяземский.
Он смотрел в лобовое стекло кабины, в котором рушились с черного неба Ледяной искрящиеся глыбы.
Машину трясло, как в лихорадке, бросало из стороны в сторону, глухие удары сотрясали ее корпус.
— Не могу — потолок! — криком ответил ему Грассо: — Не идет выше. Надо было обходить.
— За сотню километров? И где нас будут искать?!
— Выше не могу. Вниз нельзя.
— Проскочим, родной, уводи к чертовой матери отсюда!
Двадцать минут назад они оказались над туманной областью, из которой начали бить вверх гигантские газовые гейзеры, вперемешку со льдом. Взлетая гораздо выше высоты полета «Ската», километров на пять, шесть, эти бледные, изредка освещаемые вспышками голубых молний столбы, стали обрушивать вниз ледяной и каменный дождь.
Пока гейзеры были редки, Грассо не составляло труда маневрировать между ними, подобно бегущему в редколесье человеку, но потом стало совсем плохо.
Пространство вокруг «Ската» заполнилось белой, сверкающей в свете прожекторов и сигнального маяка, белесой мутью, которая с каждой минутой густела, грозя снизить видимость до нуля.
— Корпус остыл до минус двухсот. — произнес Грассо: — Гелий, метан…Долго не протянем. Еще немного и посыпемся.
Вяземский видел, как на поверхности скафандра и приборной панели начали образовываться крошечные капельки, словно утренняя роса.
«— Водород, гелий?» — подумал он отстранено и спросил: — Что с курсом?
— Держу, по компьютеру.
Вяземский перчаткой стер со стекла гермошлема образовавшийся иней, видимость лучше не стала. И холод. Словно окружающее высасывало из скафандра тепло и жизнь.
Зубы Грассо выбивали мелкую дробь. Его неисправный скафандр грел гораздо хуже, чем скафандр Вяземского.
Два мощных, сокрушительных удара сверху, «Скат» накренился вправо, почти перевернулся, но Грассо все-таки удалось вернуть машину в нормальное, горизонтальное положение.
— Проскочим, Нико. — Вяземский вцепился в ручки кресла: — Только выведи.