Погрузка неприкасаемых была поручена Фолку. Дальнейшей транспортировкой по морю командовал майор Шлом Соф.
Одну из трех барж отвели под неприкасаемых, две другие под уголовников.
Ночь прошла.
Только что погрузилась последняя партия, привезенная на грузовиках Фолка, люди скрылись в чреве большой, высокой баржи, по ее палубе бегали матросы, закрывали люки, слышались их неразборчивые выкрики.
Фолк ждал, когда придет майор Шлом Соф и он сможет вернуться к себе, как следует выспаться. Но сначала Фолк решил зайти в ресторан — основательно выпить чего-нибудь по крепче. Рядом с его баржой и буксиром, на железнодорожных путях, стоял недавно прибывший состав.
Из арестантских вагонов прыгали заключенные, в темно-синих робах — наголо бритые, молодые, старые, тут же строились в нестройные колонны, ожидали команду.
Вдоль длинного портового причала, пришвартованные толстыми канатами к ржавым, чугунным тумбам, стояли попарно три большие баржи и три буксира. К баржам вели широкие, деревянные трапы с высокими, огороженными колючей проволокой бортами, а другие траппы — недавно выкрашенные белой, блестящей на солнце краской, которые вели на буксиры, предназначались для старших офицеров.
«— Идиоты», — подумал Фолк, стараясь стереть с правой руки, следы свежей краски.
Здесь не было солдат. В оцеплении на берегу, на палубах барж, а так-же конвойные у вагонов, стояли только офицеры.
Специальное мероприятие.
И над всей этой массой людей висел беспрерывный, надоедливый лай сторожевых собак, топот многих ног, да окрики офицеров.
Фолк щелчком выкинул окурок папиросы за борт, сплюнул в темную воду с радужным, масленым пятном и, помедлив, достал из портсигара вторую — закурил.
Скоро лето. Снова придет жара, мухи и в его кабинете в департаменте дознания, станет совсем паршиво.
Фолк ненавидел жару. Впрочем, холод он ненавидел тоже.
Он перевел взгляд с воды, в которой плыла какая-то раскисшая бумажка на ближайший широкий трап, где у самого подъема толстый старший лейтенант Уол Шик, держа за воротник арестантской робы лысого и худого мужика, тряс его и надрывно, визгливым, высоким голосом орал тому в лицо:
— Где твои вещи, свинья? Всем было сказано — пожитки с собой! Где твой вещмешок?
Заключенный, выдернутый из общей массы, что-то глухо говорил в ответ.
— А ложка твоя где? — не успокаивался Уол Шик: — Жрать, чем будешь?
Ближайшие к ним собаки, совсем осатанели — рвались вперед, тянули за собой конвойных.
— Пшел, рожа!
На палубе баржи двое пулеметчиков, лежа на теплых подстилках возле пулеметов, со скукой на лицах, следили за происходящим.