Веселый, здоровый мальчик вскоре стал главным членом небольшой семьи, — на нем были сосредоточены лучшие чувства старших: их любовь и забота, надежды и тревоги.
Особенно радовался мальчик немногим часам, которые он проводил с отцом. Выходного дня он ожидал, как праздника, и часто, подвинув стул к стенке, выискивал в отрывном календаре красные числа.
Отношения его с Клавой были более обыденными. Но когда Пете нездоровилось или, как это случилось однажды, он ожегся, прикоснувшись рукой к раскаленной дверце печки, он прижимался к матери, словно искал у нее защиты от боли.
И когда после купания ребенка Клава прижимала чистую, с влажными, коротко остриженными волосами головку к груди, — невозможно было даже предположить, что мальчик вскормлен не этой грудью.
…Боль у Клавы, видимо, уменьшилась; она задремала. Задремал и Петя на руках у отца.
Надо ее лечить, — думал Петр. Афанасьевич, глядя на похудевшее лицо жены. — Все чаще припадки… Но как ее лечить, когда она сама говорит, что скорее гадюку проглотит, чем кишку эту?.. А без кишки лечить не могут… Нет, надо взяться всерьез…
Грелка сдвинулась. Петр Афанасьевич повернулся, чтобы поправить ее. Клава открыла глаза, слабо улыбнулась.
— Что, лучше тебе?.. Или доктора позвать?
— Нет, уже прошло… Только слабость — будто сто километров пешком…
Она приподнялась.
— Петю покормить нужно и спать ему…
— Ты лежи, я сам.
— Ничего, уже не болит… Это не припадок сегодня, а так… предупреждение. Не ешь, дура, селедку, не обманывай медицину…
Петр Афанасьевич осторожно положил Петю на диван, но он проснулся, широко открыл глаза и вдруг спросил:
— А от кислорода взрыв больше, чем от пушки?
Отец не удивился.
— Взрыв, Петро, не от кислорода, а от водорода, я тебе говорил. Если смешать их. А вообще, можно и больший сделать, чем от снаряда.
— Чем ты забиваешь ребенку голову?! — возмутилась Клава.
Как-то недавно в выходной день Петр Афанасьевич ходил с Петей гулять на строительный участок и между прочим показал ему баллон с кислородом и газосварочный аппарат. Он положил себе за правило не оставлять без ответа ни одного вопроса мальчика, и Петя злоупотреблял этим. С трудом приспосабливаясь к представлениям ребенка, Петр Афанасьевич объяснял, что если смешать эти два газа и туда попадет искра — произойдет взрыв и получится капля воды.
— Садись ужинать, Петя.
Петя уже допил свое молоко, когда в дверь постучали. Вошел Павел, поздоровался, погладил Петю по голове.
— Весь в отца, — сказал он одобрительно. — Как вылитый!
Петр Афанасьевич переглянулся с Клавой. Конечно, это не имело большого значения, и не за это так любили они мальчика. Но все же каждое упоминание о сходстве Пети с отцом радовало их и трогало.