Как известно, Священный союз погубила борьба держав за сферы влияния в Европе и вне ее. Геополитика восторжествовала над идеологией, принципы суверенитета согласия рухнули вместе с системой союза, сменившись развитием событий по формуле «каждый за себя». В западном же сообществе эпохи холодной войны, особенно после деколонизации, поставившей крест на соперничестве европейских государств из-за колониальных территорий, наоборот, наблюдается сплочение их интересов, постепенное превращение их позиций в одну позицию внутри современного мира. Быть может, самым интересным для будущего историка этих десятилетий окажется переплетение собственно европейских интеграционных процессов в оборонной, экономической, политической, правовой сферах с процессами евроатлантическими: выработкой согласованной политики Запада в отношениях с советским блоком и с третьим миром, в хозяйственной сфере, в ответах на всё новые исторические вызовы – топливный, экологический, наконец, на вызовы порога 1990-х, связанные с последствиями краха марксистских режимов на Востоке и попытками создания нового мирового центра силы в лице Ирака.
Сколь бы грандиозной ни выглядела роль США в политике этих лет, эта роль слишком уж сильно была завязана на главную миссию НАТО – оборону новой Европы. А значит нельзя исключить, что когда-нибудь при оценке исторических процессов «с птичьего полета» эта роль представится хотя и благодарной, но во многом служебной, сводящейся к попытке утвердить в глобальном масштабе порядок, для которого истинным эталоном и ядром стала бы объединенная «Европа отечеств». В частности, пересадкой «европейской модели» в Новый Свет выглядят нынешние первые подступы к созданию общеамериканского рынка.
Уже в начале 1960-х Британская энциклопедия в статье «Суверенитет» отразила парадоксы мира, где суверенитет государств над их территориями крепнет с ограничением суверенного права ведения войны; где государства следуют множеству молчаливо принимаемых правил игры, на которые они далеко не всегда давали согласие, но которых им обычно никто и не навязывал силой против их воли; где суверенитет, по сути, делится между государством и институтами, представляющими сообщество в целом. В том же духе Шеварднадзе, рассуждая в «Моем выборе» об «укреплении и развитии национального суверенитета через интеграцию в наднациональных структурах», предлагает дополнить практику инспекций без права отказа «переговорами без права отказа». Но суверенитет без права отказа суверенов от инспекций и от переговоров – явно не тот суверенитет факта, который описывает формула «полновластие плюс независимость». На смену свободным – по силе и интересам – комбинациям враждебных и союзнических отношений между государствами как атомами международной политики приходят более жесткие «молекулярные» структуры, материализующие охранительный консенсус.