В конечном счете сам возрастающий престиж стал диктовать режиму всё новые практические шаги, самодовлеющее «согласие» стало порождать «факты» – в том числе такие, как ликвидация Ялтинского порядка в Европе, объединение Германии и роспуск ОВД, установление насильственной опеки над прежним советским союзником Ираком и так далее, включая изменения внутри советской системы, далеко вырвавшиеся за рамки первоначального замысла перестройки. К сожалению, по мере роста внутренних осложнений суверенитет власти Горбачева все более редуцировался к мировому «признанию», в открытую подменяющему «факт» контроля за положением в стране. Возникла опасность того, что может быть названо паразитированием на структурах согласия – процесс, давший повод советским «ястребам» обвинять Горбачева и Шеварднадзе в «явном преувеличении факторов международного положения при недооценке факторов национальной мощи», а позднее членам ГКЧП предъявить Горбачеву счет за стремление «решать экономические проблемы с помощью внешней политики» (текст допроса Д. Язова, см.: «Известия», № 242, 11 октября 1991 г). Парадоксы расщепления двух аспектов суверенитета хорошо известны истории: в монархической Европе, например, неоднократно бывало, что законный и общепризнанный монарх скитался на чужбине, не имея шансов возвратить себе престол, тогда как фактическую власть цепко держал диктатор – Кромвель или Бонапарт Обычно дело кончалось тем, что европейские короли признавали диктатора своим братом, восстанавливая баланс «согласия» и «факта». Последние год-полгода Горбачев держался почти исключительно мировым «согласием», Атлантом, подпиравшим не только горбачевское президентство, но и само существование сверхдержавы. И все же «факт» распада восторжествовал, бросив чуть ли не самый серьезный за последние десятилетия вызов миропорядку «согласия».
Прибалтийский фактор
Но все это еще не объясняет, почему идея суверенитета стала своеобразным орудием саморазрушения СССР. Говорю – «саморазрушения», ибо считаю ошибкой видеть в параде независимостей конца августа и начала сентября 1991 года, как и в последующем опыте образования СНГ, взрыв империи выступившими за самоопределение нациями-этносами. Во-первых, в большинстве самоопределившихся республик национальные движения, добившиеся независимости, в то время отнюдь не находились у власти – ни в Средней Азии, ни в Казахстане, ни в Азербайджане, ни в Белоруссии, ни даже на большей части Украины, как показало поражение на президентских выборах В. Черновила. Во-вторых, обсуждая политическое состояние прежнего СССР, до ноябрьского «чеченского» кризиса мало кто из политиков всерьез принимал в расчет образования, самочинно провозгласившие, в том числе и по этническому признаку, свою государственную самостоятельность: будь то Приднестровская или Гагаузская республики или даже Татарстан, с его немалым ресурсным потенциалом. К тому же «чеченский» кризис уже явно относится к геополитическим проблемам независимой России, а не к истории крушения СССР.