Время от времени Сиба намечает и некоторые черты сходства между Россией и Японией, с тем чтобы еще ярче подчеркнуть иерархические различия. К примеру, он пишет, что в XVI веке в обеих странах шли процессы национального объединения. Далее, почти одновременно в обеих странах на вооружении появились пушки, а в военных операциях стали задействоваться новые стратегии противодействия коннице: у русских в кампании против сибирского хана, а в Японии – у Оды Нобунаги (Ibid.: 49 и 57). Однако сходные черты перечисляются лишь ради того, чтобы подчеркнуть различия в развитии «оригинальных форм» двух наций. В России «национальное объединение» привело к жесткой диктатуре Ивана Грозного, тогда как в Японии оно способствовало расцвету уже упоминавшегося ранее периода Эдо – «изысканного и утонченного» (Ibid.: 49). Два века спустя Россия все еще находилась под сильнейшим влиянием варварского стиля номадов, тогда как в Японии в конце периода Эдо уже установились современные принципы торговли (Ibid.: 138–139).
Как уже отмечалось, в рассуждениях Сибы о России крайне редко упоминаются айны. Однако в книге, посвященной Хоккайдо, он воспроизводит конструкцию консервативного нихондзинрон, описывая айнов как цивилизационных предков японцев. Он пишет, что айны, бесспорно, являются японцами, потомками людей, «упрямо» сохранявших доисторический уклад дзёмон, несмотря на установление цивилизации яёй (около 300 до н. э. – 250 н. э.) и все, что происходило в последующие столетия (Shiba [1992] 1997: 145). На протяжении всей книги Сиба подчеркивает этническую и культурную преемственность между айнами и современными японцами и, соответственно, повторяет довод о том, что завоевание земель айнов произошло не в ходе «кровавой борьбы» между коренным народом и завоевателями, а скорее в ходе братского соревнования между разными жизненными укладами (Ibid.: 65). Рассуждения Сибы о России сосредоточены преимущественно на завоевании Сибири и почти не касаются айнского вопроса, даже когда речь идет о российско-японских контактах конца XVIII – начала XIX века, напрямую связанных с коренным народом Хоккайдо и Курильских островов[43]. Очевидно, что отсутствие айнов в данном нарративе объясняется необходимостью помещения их в политические и культурные границы Японии, дабы подавить любые претензии на территориальный ирредентизм, поводом для которых могла бы послужить самостоятельная айнская идентичность. При этом интересно, что при почти полном отсутствии в этом нарративе айнов в нем постоянно фигурируют коренные народы Сибири, сходство которых с японцами Сиба подробно разбирает. Можно показать, как в этих разборах конструируется определенная трансазиатская идентичность Японии, дополняющая нарратив рациональной, схожей с западной «оригинальной формы» Японии. Дублируя конструкцию Японии как одновременно и современной, и азиатской (Tanaka 1993), текст Сибы устанавливает определенное культурное и расовое родство между японцами и монгольскими народами Сибири посредством подчеркнутого восхищения их «великолепной культурой» и подробного описания сходств с японцами – например, в религиозных обрядах и физическом облике. Несмотря на то что корни «оригинальной формы» России, жестокой и экспансионистской, усматриваются в «культурных генах» монголов (и Сиба не раз это повторяет), он продолжает углублять идентификацию японского