6.1. Посткоммунистическая Россия в политической идентичности Японии
Первые годы
Конец «холодной войны», распад СССР и связанные с этим трансформации не принесли успешного разрешения территориального спора, который остается ключевым вопросом в отношениях Японии с северным соседом. Кроме того, отказ от коммунизма и поворот к рыночной экономике и демократии со стороны новых российских властей не привели и к снятию противопоставленности России японскому политическому «Я». Скорее, преобразовались сами понятия об отличии России от Японии, а связка «Я/Другой» оказалась реструктурированной таким образом, чтобы идентичность Японии как капиталистической демократии могла утверждаться и далее. В этой главе исследуются процесс и характеристики трансформации этой связки.
Определенные изменения в политическом дискурсе начали происходить еще в последние годы существования СССР. По сравнению со странами западного лагеря японская реакция на «новое мышление» в СССР была медленной и осторожной (Shimotomai 1995; Hasegawa 2007: 61), поскольку отношения между этими странами в существенной степени определялись территориальным спором. При всем этом начиная с конца 1980-х в японском дискурсе о Советском Союзе усматриваются некоторые важные изменения (Ferguson 2007: 203). В определенной степени эти изменения отражали общее отношение к реформам Михаила Горбачева и постепенному затуханию «холодной войны», но, что более важно, они возникли в ответ на связанные с Японией инициативы нового руководства СССР, которые достигли кульминации во время визита Горбачева в Токио в апреле 1991 года (Kimura 1991). Просьба Горбачева о финансовой помощи осталась, в общем, без ответа (Nimmo 1994: 98–101), а японское общество, в отличие от западных стран, скептически отнеслось к переменам в СССР (см., например, опросы общественного мнения в: Berton 1992a). Однако внутренний политический дискурс начал постепенно смещаться с утверждения полной инаковости СССР к допущению лишь темпоральных различий между двумя странами. В частности, Советский Союз был реконструирован как государство, находящееся на ранней стадии реализации универсальных ценностей демократии, личной свободы и главенства закона. В ходе этого процесса политическое Я Японии укоренялось как зрелое воплощение этих ценностей и, соответственно, как источник помощи Советскому Союзу (см., например, речь премьер-министра Каифу на семинаре Либерально-демократической партии в Каруидзаве 28 июля 1991 года, TD). Изменения в этом дискурсе идентичности проявились в том, что Япония, увязывавшая вопрос об экономической помощи с ходом разрешения территориального спора еще с начала 1980-х, начала постепенно смягчать свою позицию, однако до коренных изменений в политических оценках дело не дошло. Только попытка государственного переворота в августе 1991 года убедила японские власти в важности происходящих в СССР реформ, и Япония наконец объявила программу ограниченной экономической помощи СССР (Hasegawa 2000a: 169).