— Да. Я свою бочку сразу после Афгана выпил. Теперь всё, ни капли.
— А я с Карабаха приехал, год не пил.
— А что так?
— Я, когда после контузии из госпиталя выписывался, врач посоветовал год не пить. Говорит, можно и в психушку загреметь. А потом как-то жизнь устаканилась и нужды особой напиваться не было. Так, выпиваю иногда.
— Это точно. Первый год самый тяжёлый. Многие именно в первый год спиваются.
Несмотря на уверения Лёхи, по его делам провозились они дольше, чем рассчитывали. К ресторану подкатили, когда веселье уже началось. Лёха идти на банкет не захотел, и Макс вошёл в зал один. С яркого света в полутёмном зале было трудно ориентироваться. Постепенно глаза привыкли, и Максим огляделся. Вдоль всего зала тянулись длинными рядами накрытые столы. Народу было много. Разговоры давно слились в один непрерывный гул. Звон бокалов сплетался в накуренном воздухе со звоном медалей.
— Пришёл? Молодец. А где Леха? — подошёл к Максу Канат.
— Лёха не захотел. Да и что ему здесь делать? Он же непьющий. А с пацанами он и на памятнике пообщался.
— И то верно. Давай, проходи. Вон там свободное место. Готовься. Выступишь от карабахцев.
Максим прошёл вглубь зала и присел возле Алика. Алик был уже в изрядном подпитии и, забыв, что они уже здоровались, полез обниматься. Канат в микрофон объявил третий тост, разговоры стихли и все встали. Выпили молча, не чокаясь.
— Ты пропустил поздравление спонсора, — заедая водку корейским салатом, сказал Алик.
— Вот без этого как-нибудь проживу. Что я, спонсоров не видел?
— Таких не видел. Не спонсор, а спонсорша. Баба — отпад.
— Ну, тебе спьяну и баба-яга отпад будет.
— Не вру, честное слово. Жалко темно, не видно. Она вон за тем главным столиком сидит вместе с начальством разным.
— Да и бог с ней. Знал я одну такую…
Макс зло ткнул вилкой в блюдо с мясным ассорти. Алик начинал бесить. Макс опрокинул ещё рюмку, зажевал листиком салата и вышел покурить. Прикурил, закашлялся, швырнул сигарету и вернулся за стол. Желание погулять с ребятами пропало. Максим ушёл бы, если бы не обещал Канату выступить. Наконец его объявили. Канат помпезно представил Максима, упомянув его воинское звание и перечислив награды. Мак поднялся и вышел на ярко освещенную сцену.
Юлька от неожиданности чуть не уронила вилку. На сцене стоял Максим. В камуфляже, с капитанскими погонами, на груди целый иконостас из орденов и медалей. Вот откуда его ранимость и озлобленность! Никакой он не психбольной! Сдерживая внезапно нахлынувшую радость, она наклонилась в сторону Каната.
— Канат, а кто это выступает?