Это мой город (Белоусов) - страница 52

На открытые площадки в парк Челюскинцев и парк Горького (он тогда не был детским парком) ходить тоже не любили. Там был свой мир, мир шепотов, шорохов, полутеней, которые раздавались, двигались в темных зарослях. В этом мире органично существовали немногословные ребятишки в кепчонках набекрень, которые нападали «кодлой» и, не имея своей, сплоченной компании, «отмахиваться» от них было сложно. Оставались вечера школьные, танцульки в заводских клубах и Дом профсоюзов. В школе было неинтересно. Всегда на страже было несколько учителок, которые внимательно наблюдали за поведением подопечных, ни прижаться поплотней в танце, ни уединиться в пустом классе было невозможно. Кроме того, директриса взяла моду приглашать на танцы суворовцев. Они приходили строем, охмуряли наших одноклассниц, строем же и уходили, после чего танцы тихо увядали. Обстановка в клубах камвольного и тонкосуконного комбинатов была попроще и, как ни странно, не смотря на наше малолетство, ощущали мы там себя на много комфортней. Дело в том, что в те времена, бурного демографического роста Минска, многие девочки убегали из колхозов куда глаза глядят. И было им, после окончания семилетки чуть за пятнадцать, наши сверстницы. При этом для них, деревенских, мы были хоть и недорослями, но недорослями столичными. Верхом демократии был Дом профсоюзов. Танцы там были многолюдные, ходили люди всякие: и взрослые и школьники. Было шумно, весело, много знакомых ребят из других школ, с которыми встречались в спортивных секциях, на футболе, на комсомольском озере. Там не было драк, как на открытых «плешках» в парках, были буфеты попроще и подешевле, чем у «офицеров» и «дзержинцев». Короче – было «самое то»!

Иногда отправлялись в ресторан. Но, это уже было позднее в университетские времена. Иногда, смеясь, рассказываю свои детям, что невероятно богатым ощущал себя, когда выцыганив у родителей старую, еще до хрущовской денежной реформы, десятку, встречал девушку, у которой была пятерка и закатывались мы куда либо в «Радугу» или «Лето». Пятнадцати рублей нам хватало и на бутылку сухого, и на «мясные» салатики – что еще нужно студенту. Музыка гремела – в каждом ресторане был свой оркестр. Среди оркестрантов, кто-то учился в мединституте, кто-то из своих однокашников, университетских «сшибал копейку», «лабая» по вечерам в кабаках. Быть знакомым с музыкантами было невероятно шикарно и престижно. Но, правда, десятки перепадали не часто.

Мода на танцульки, как-то увяла. Интерес к ним пропал, сменившись иными, студенческими интересами.