Теперь я точно знала, что само по себе обладание колдовским даром не являлось злом. Его делали таковым людские фантазии. Ведь не просто же так говорится, будто у страха глаза велики. Все свои беды, включая ухудшение погоды и плохой урожай, люди предпочитали сваливать на колдуний. Они осуждали женскую красоту, считая, что она прельщает демонов, но скверный характер ни сейчас, ни в прежние времена не имел прямой зависимости от внешности. А колдовство… Его можно обернуть как во зло, так и во благо, и лишь от того, кто родился с этим даром, зависит, как он им распорядится.
Но Ортензия де Россо считала иначе. Она терпела в замке Яниса, потому что тот однажды спас Себастьяну жизнь, но упорно подозревала его. То в шпионаже, то в том, что он предавал герцога, тайно развлекаясь со мной.
— Я могу отказаться от сорочки и платья? — осведомилась я. — Так вы сэкономите ещё больше. Не правда ли?
— Нельзя, — бросила собеседница. — Обряды требуют, чтобы молодожёны надевали совершенно новую одежду. Но никто ведь не говорил, что твой наряд будет дорогим.
Должно быть, Ортензия хотела уколоть меня этими словами, однако мне после жизни в обители было не привыкать к скромным вещам. Даже наоборот — роскошь пугала меня, я не знала, что с ней делать, чтобы ненароком не испортить дорогостоящие вещи. Но бабушка моего мужа этого не понимала.
— Надеюсь, ты не станешь жаловаться Себастьяну, — продолжала она. — Ему сейчас нельзя волноваться. Да и с чего бы тебе быть недовольной?
— Не беспокойтесь, — буркнула я, ещё раз мысленно напомнив себе о предупреждениях Яниса. — Я ничего ему не скажу. И действительно, с чего бы?
Ничего не ответив, Ортензия де Россо поджала губы и направилась к выходу из библиотеки, где почти столкнулась с Луиджи. Мальчик никак не ожидал застать тут хозяйку замка и лишь каким-то чудом умудрился не врезаться в неё на бегу и не наступить ей на юбку. Я подозревала, что мои уроки с внуком экономки Ортензии не по нраву, но герцог их одобрил, так что запретить нам заниматься она не могла.
— Простите за опоздание! — выпалил он, когда мы остались наедине.
— Прощаю, — отозвалась я. — Но по замку всё-таки лучше не бегать и не шуметь. Мы ведь не хотим навлечь на себя чей-то высочайший гнев, правда? — добавила, прижав палец к губам и покосившись на дверь.
Мальчишка захихикал с видом заговорщика. Я улыбнулась в ответ. Камень на душе, навалившийся после слов бабушки Себастьяна, зашатался и скатился, унося за собой неприятное тоскливое ощущение, вызванное тем, как — и о чём! — она со мной разговаривала. Постаравшись выбросить недавнюю беседу из головы, я направилась к полке с нужными для урока книгами. Промелькнула мысль, что, возможно, не такая уж и плохая наставница получилась бы из меня, если б настоятельница разрешила остаться в обители.