И к тому, чтобы убивать.
Первый удар Фалько получил, когда поднимался после болезненного падения на гальку. Руку и колено саднило, а потому он и потерял две-три драгоценные секунды, когда, вставая, потянулся растереть их, но не успел завершить движение. От яростного, хлесткого, как бич, удара, обрушившегося на левый висок, в полумраке началась безумная пляска светлячков. Перед тем как получить второй удар, в бледном лунном свете он еще увидел глаза Евы – очень широко открытые и блестящие. На этот раз она метила в горло – и нанесла удар с такой силой, что, придись он чуть правее, в кадык, перебила бы гортань. Задохнувшись, Фалько схватился за шею.
Она собирается убить меня, мелькнула растерянная мысль. Она меня уничтожит.
Фалько, широко разинув рот, ловил воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег. И был почти беспомощен. Стоял на коленях, а над ним возвышалась могучая и спокойная Ева. Будто плавая в тумане, он удивился, что она не стреляет, и тут сообразил, что, наверно, обронила пистолет в свалке. Она шла на него с голыми руками. И одной, сжатой в кулак, ударила в третий раз – снова по виску. Фалько покачнулся – от удушья он ослабел, – но все же собрал силы и выпрямился. И сумел наконец ответить так, что она, захрипев от ярости, отлетела на три шага и едва устояла на ногах.
Теперь мой черед, подумал Фалько. Теперь ты у меня в руках.
Да черта с два. Став тенью в туманном лунном сиянии, она ударила его коленом в пах и остановила на полном ходу. От боли и неожиданности он согнулся вдвое, тщетно пытаясь вдохнуть поглубже и видя, как Ева медленно обходит его кругом и методично выбирает, куда именно нанести новый удар. Вот, кажется, решилась, коротко и глуховато вскрикнула, прыгнула вперед, и Фалько от удара ногой по почкам показалось, что он вдыхает не воздух, а густые чернила. В тот же миг его пронзила и парализовала нечеловеческая боль. Он плашмя упал на спину, всем телом тяжко и больно ударившись о землю, и показалось, что сотни иголок впились в мозг и в спинной хребет. Потом почувствовал, как Ева оседлала его, навалилась, стараясь обездвижить.
Она хорошо это делает, проплыла в отуманенной голове безразличная мысль. Он лежал с закрытыми глазами, чувствуя, как по всему телу разливается непривычная и очень грозная в такой ситуации вялость. Эта сволочь отлично делает свое дело.
У него никогда прежде не бывало такого в драке. Никогда не овладевало им такое равнодушное смирение. Такая усталая покорность. Хотелось только лежать и лежать, хоть до скончания века, лежать и не шевелиться.