– Как ты? – спросил Фалько.
Она не ответила. И не сводила с него тяжелого взгляда. И резко отдернула голову, когда Фалько протянул руку, чтобы убрать волосы, закрывавшие ей глаза. Он слышал, как она дышит – глубоко и медленно.
– У тебя почти получилось.
Она все смотрела на него, молча и очень пристально. Потом моргнула и снова уставилась. Потом наконец пробормотала:
– Где остальные?
Голос звучал надтреснуто, болезненно. Фалько пожал плечами:
– Перебиты.
– И Гаррисон?
– И он тоже. Все.
Он заметил, как глаза ее на миг словно расфокусировались, как будто она ушла мыслями куда-то далеко – в ту даль, которая называется «внутренний мир». Он вновь потянулся убрать ей волосы со лба, и на этот раз она позволила к себе прикоснуться. Подушечками пальцев, очень осторожно Фалько дотронулся до кровоподтеков на скулах.
– Ничего серьезного, – заключил он.
– Челюсть болит.
Фалько вспомнил, как боднул ее лбом. Бережно ощупал челюсть – кости вроде целы.
– Здорово ты мне дал…
– А ты мне. Благо оба знаем, как это делается.
Наклонившись, он взглянул на ее руки. Они были туго скручены. Паук сработал на совесть. Фалько немного ослабил натяжение, чтобы кровь циркулировала свободней.
Ева все смотрела на него.
– Что со мной будет?
– Пока не знаю.
– Мне надо вернуться на «Маунт-Касл».
– Даже не мечтай.
– У меня приказ.
– Накрылся твой приказ.
Она вдруг презрительно рассмеялась и сказала с торжеством:
– Обломались вы с Киросом. Не вышло его подкупить.
– Не вышло, – кивнул Фалько. – Твоя работа?
– Нет. Он сказал, что это касается только его и вас и что сам справится. И ему хватит его людей – боцмана и нескольких еще.
– Кто стрелял в меня, когда я выпрыгнул в окно? Ты?
– Мой товарищ.
– Гаррисон?
– Да. Мы были внизу, в конце улицы – подстраховывали на всякий случай. Кирос очень злился… Говорил: это мое судно! И заниматься им мне самому. Собирался взять вас и передать полиции за попытку подкупа.
– Только-то? – теперь уже Фалько издал неприятный металлический смешок. – Как все же сильны еще буржуазные предрассудки… Уж вы-то церемониться с ним и ему подобными не будете – расстреляете, когда станут не нужны. А? Как тех, кого вы пытаете и убиваете по приказу вашего усатого.
– Как и вы, – эти слова она словно выплюнула.
– Мы? Не надо множественного числа! Я лично не верю ни в освобождение пролетариата от цепей, ни в товарищей по борьбе – в отличие от тебя.
– Зато веришь фашистским генералам и попам, которые кропят святой водой расстрельные команды… И маврам, которые бесчестят женщин. Веришь нацистам и итальянцам-чернорубашечникам.