– Я тебя не просил! – заорал Камский, и пустота мгновенно замолчала. – Не тебя!
– Это ты сейчас так говоришь, – с невыносимой уверенностью парировал голос. – А тогда тебе было всё равно, кто поможет. А другой бы всё равно не помог, можешь мне поверить. Хотя вру: исключения бывают. Но это такая изумительная редкость… Он считает, что вы должны всё сами, он много чего считает, вразрез с вашими представлениями о нём. Я знаю, не сомневайся.
– Но… одиннадцать лет… – растерянно пробормотал Константин. – Почему ты не забрал сына сразу, тогда? Или платой был не он? Или… из-за Альбины?
– Соображаешь, – одобрительно хмыкнула пустота. – Его отдал мне только ты, от неё я согласия не получал. Но когда её не стало, я смог забрать своё… Своё я забираю всегда.
У Камского вдруг возникло ощущение, что это не все ответы. Есть что-то ещё, припасённое пустотой напоследок, заключительный штрих…
Догадка заставила его сделать новый шаг к выходу.
«Быстрее!»
Сумерки сменились тьмой из сна, с теми же звуками и запахами. Свет в прихожей, до которой оставалось метров тридцать, стал почти ослепительным.
«Быстрее!!!»
На освещённый пятачок из тьмы шагнуло не меньше дюжины невысоких силуэтов.
Дети.
Камский невольно сбавил скорость, а потом и вовсе остановился. Его и продолжающих выходить в свет детей разделяло чуть больше десяти метров. До порога, за которым было спасение, – около пятнадцати.
– Родители отдают мне их чаще, чем ты можешь себе представить…
Голос звучал прямо за спиной. Дети стояли скученно, освещённый кусок не вмещал всех, но никто не зашёл в прихожую, словно порог был непреодолимой чертой. Константин чувствовал: он видит не всех, тьма скрывает гораздо больше детских фигурок. Лица были почти неразличимы, и всё же Камскому казалось, что дети смотрят на него безо всякой приязни…
– Иногда за ними приходят, чтобы забрать обратно. Но это такая же редкость, как и его помощь… Знаешь, даже если бы я мог забрать его тогда, я бы не стал… Потому что знал: ты смиришься с потерей нерождённого; но без рассуждения придёшь за ним после того, как он станет для тебя самым дорогим. Если ожидание может дать двойную выгоду, я предпочитаю ждать. Все, кто добровольно заходит ко мне, становятся моими. Ты – пришёл сам.
– Ты же сказал, что я могу забрать его, – с ненавистью проговорил Камский. – Что всё получится…
– Я сказал: «Если очень хочешь – всё получится», – поправила тьма. – Или ты уже сдался? Иди, ещё совсем чуть-чуть.
– Убери детей…
– Не могу. Это их единственное право здесь: когда за кем-нибудь из них приходят, остальные решают – как быть…