Дергач ещё не успел отбросить мёртвую Оксану, как остальные облепили его. Теперь на джинсах повисли пять или шесть лилипуток. Ещё одна забралась в широкую штанину, Дергач сдавленно хрипнул – к голени словно притронулись вращающимся сверлом бормашины. Ещё раз, ещё…
Ян пересилил боль и потянулся сгрести ближнюю тварь. Он действовал одной рукой, от кастета в левом кулаке теперь не было никакой пользы, он скорее мешался, но в этой паскудной суматохе Дергач не нашёл секунды, чтобы избавиться от него.
Ян схватил лилипутку, но карабкающаяся рядом с ней прыгнула и повисла на рукаве куртки. Извернулась, зацепилась надёжнее, просунулась вперёд…
Тыльную сторону кисти обожгло той же болью, что и голень. На перчатке проступило красное пятно. Оно быстро ширилось – похоже, тварь прокусила вену.
Дергача тряхнуло.
Мир стал кривым зеркалом с красной амальгамой. Таким он неизменно оборачивался после того, как Дергач видел свою кровь. Реальность причудливо искажалась, создавая новую явь, в которой можно абсолютно всё.
Ян поднёс ко рту кисть с вцепившейся в неё Оксаной, перекусил твари шею. Стряхнул с руки обмякшее тельце, выплюнул голову. Сделал то же самое с зажатой в руке лилипуткой и полез в карман, не обращая внимания на облепившую его свору.
Кастет упал под ноги, расколов череп одной из задержавшихся внизу тварей. Дергач вытащил гранату, выдернул кольцо.
Страха не было, не было, не было…
Истошный старушечий крик просочился в искажённую реальность пугливым полушёпотом:
– Тихоня…
Медвежья шкура взметнулась с пола по-заячьи проворно, распласталась в прыжке. Кулак с «эргэдэшкой» исчез в мокрой горячей пасти, а мигом позже звериные клыки сомкнулись на запястье Яна.
Страха не было.
Дергач не сводил взгляда со шкуры, которая стремительно сминалась-сворачивалась, пряча лобастую башку внутрь.
Взрыв!
Шерстяной ком еле заметно разбух от взрывной волны, но сдержал её внутри себя. Наружу не вылетел ни один осколок.
Наступила полная тишина. Висящие на Дергаче твари не двигались, словно взрыв лишил их желания продолжать начатое. Ян перевёл взгляд на брызгающую кровью культю и повалился навзничь, давя лилипуток, выгибаясь телом, как в припадке. Те, кому повезло уцелеть, побежали в сторону погреба. Кривое зеркало стало багровым, принявшись поглощать Дергача целиком… Но сознание не угасло, и он услышал жалостливое бормотание старухи:
– Ой, Тихонюшка, бедолага… Ничего, подлечу-подлатаю, будешь лучше прежнего. А ты…
Она склонилась над Яном. Сквозь багровое марево Дергач разглядел, что лицо у неё снова стало нормальным.