Развязанный инвалид затрясся всем телом и опять начал по-рыбьи разевать и закрывать рот.
— Его не лихорадит случаем? — спросил врач сам себя, взял инвалида за запястье, проверил пульс. — Нет, горячки вроде нет. Это он от пережитого страху, похоже.
— Я только вышел, на лавочке у калитки присел, — хриплым и пришепетывающим голосом заговорил инвалид. — И, значится, самокрутку скручиваю… И тут Настасья наша. вредная бабка, так дотошно на меня посматривает… Потом ушмыгнула куда-то… Потом народ подходит… Что, говорят, за свежая дырка от пули у тебя в ватнике? Показывай, говорят, что под ватником… И сами ватник насильно расстегивают и на мою повязку с кровью глядят… И закричали все, что вот он, оборотень, и что кончать меня надо… Чуть и не кончили…
— Все это понятно, — сказал я. — Но об этом я и сам мог догадаться. А вот кто и как тебя ранил?
Инвалид молчал.
— Боязно… — проговорил он наконец.
— Что боязно? Рассказывать?
— Да. Рассказывать боязно…
— Так боязно, что тебе жуткая смерть грозила, а ты все равно рот на замке держал?
— Ну… Они меня и не слушали, и словечка сказать не давали… Им бы я все выложил, чтобы жизнь сохранить… Но они как глухие были… А теперь…
— А что теперь? — спросил я. — Если мне не расскажешь, то мое дело сторона. Защищать тебя больше не буду. И все равно прикончат тебя не сегодня, так завтра, если я правды не буду знать.
— Так вы ж им рассказывали доказательства… — заикнулся инвалид.
— Для них это не доказательства, раз они вбили себе в голову, что оборотень — это ты. Им своя вера в то, что тебя порешить надо, дороже любых доказательств. Раз они один раз решили, что ты оборотень, то будут убеждать в этом друг друга до тех пор, пока их не прорвет по новой и не прикончат они тебя. Если хочешь помочь мне защитить тебя же самого — выкладывай все до конца.
— Что в лоб, что по лбу… — задумчиво просипел инвалид. — Ну, ладно. Двум смертям не бывать, одной не миновать… Гость у нас вчера был, нехороший… Молчать велел…
— Что за гость? Знакомый тебе?
— Не… Не знаю я его… Привет мне привез, я и впустил…
— От кого привет?
— Известное дело, от брата.
— Почему «известное дело»? Всем известно, что по привету от брата ты любого впустишь в дом в поздний час? Или тебе приветов ждать не от кого, кроме как от брата? Кто твой брат?
— В бегах мой брат.
— То есть?
— То оно и есть. На складах он стоял, сторожем. Тоже малость покалеченный, от фронта освобожден. Нет, руки-ноги на месте, а вот на чердаке беспорядок. Дерганый он.
— И дерганому дали берданку в руки, чтобы он склады охранял?
— А кому еще дать? Все стоящие мужики на фронте, а он соображал достаточно, чтоб кричать «Стой, кто идет?» и курок дергать. Тронутый-тронутый, а не без хитрецы.