Я облокотился на парапет. С полукруглой ископаемой террасы открывался захватывающий вид на озеро.
– Кроме Франсиса, кто еще знает про убийство Клемана?
– Ты да я, и все, – заверил меня Максим. – А моего отца ты знаешь: он не из болтливых…
– А твой благоверный?
Он покачал головой.
– Черт, даже представить себе не могу, чтобы он узнал такое от меня. Жизнью клянусь, я никогда и ни с кем не говорил на эту тему.
– Но ведь был еще Ахмед Газуани, начальник стройплощадки.
Максим выразил сомнение:
– Он нем как рыба. Да и потом, какой ему интерес болтать про убийство, если он был его соучастником?
– Он еще жив?
– Нет. В старости у него нашли рак, и он вернулся умирать в Бизерту.
Я надел темные очки. Время близилось к полудню. Солнце, стоявшее высоко в небе, заливало Орлиное гнездо слепящим светом. Здесь, на простом деревянном балкончике, было хоть и небезопасно, зато очень красиво. Учащимся доступ сюда был заказан раз и навсегда, но, будучи сынком директора, я нарушал запреты – и теперь сохранил волшебные воспоминания о том, как вечерами мы с Винкой курили здесь, потягивая «Мандаринелло»[57] и любуясь отражавшейся в озере луной.
– Тип, который посылает нам письма, как пить дать все про нас знает! – со злостью проговорил Максим. – Он затянулся последний раз, докурив сигарету до фильтра. – А у этого Алексиса Клемана была родня?
Генеалогическое древо несчастного учителя я знал назубок:
– Клеман был единственным сыном своих родителей, на ту пору уже стареньких. Они, наверное, тоже отдали богу душу. Во всяком случае, угроза исходит не от них.
– Тогда от кого? От Стефана Пьянелли? Он уже несколько месяцев ходит за мной по пятам. Все следит и вынюхивает, с тех пор как я ввязался в избирательную кампанию Макрона. Копается в старых делах моего отца. К тому же он написал книжку про Винку, помнишь?
Возможно, я был наивен, но мне не верилось, что Стефан Пьянелли мог зайти так далеко, чтобы заставить нас открыться.
– Он, конечно, проныра, – согласился я. – Только мне трудно представить себе, что он способен строчить анонимки. Если б он нас в чем заподозрил, то сказал бы нам прямо в лоб. Меня другое беспокоит: он говорил про деньги, которые обнаружили в старом шкафчике для одежды.
– Ты это о чем?
Максим ничего об этом не знал, и я вкратце все ему рассказал: про то, как во время наводнения нашли сотню тысяч франков в спортивной сумке, а на ней обнаружили две пары отпечатков пальцев, при том что одни «пальчики» принадлежали Винке.
– Все дело в том, что деньги нашли в шкафчике, который тогда был моим.
Максим в легком недоумении нахмурился. И я принялся объяснять подробнее: