Еретик попытался разведать обстановку, распространив своё восприятие за пределы видимой реальности — и испытал ошеломительный, но вполне предсказуемый удар по насторожённым обострённым чувствам. Магическое пространство, которое давно уже стало привычной, хоть и чужой территорией, не впускало его, вытесняя диким напором неведомых энергий. Что-то похожее мог бы ощутить слепой пёс посреди дубильни — таким резким, сильным и чужеродным было полученное впечатление. Сет понял, что на этот раз ему не помогут особые способности. Сейчас он представлял собой только хорошо тренированный кусок мяса — один из многих на этой адской кухне.
Осторожный негромкий стук повторился снова.
Ничего не происходило. Капли пота чертили дорожки на грязных лицах.
Опять и опять — негромкий, неровный, прерывистый.
Вдруг — встрепенулся и прислушался музыкант, а его пальцы на полотне секиры дрогнули, словно в поиске гитарных струн. Отложив оружие в сторону, мальчик задумчиво похлопывал себя по коленке и вдруг, поймав нужный ритм, жестом привлёк общее внимание. Двое или трое поняли его почти сразу, и лишь немного погодя вспомнили остальные, как стучали по кабацким столам в такт странной, растравливающей самые глубины сердца песни — песни о потере и поражении, и о спасительном безумии несбыточной надежды, которое одно продолжает вести человека, уже уничтоженного ударами судьбы.
По полю, где войско легло, ступаешь ты, как по цветам…
Их прекрасной мёртвой девой была Таомера, и если кто-нибудь из собравшихся в башне сподобится покинуть её живым, то потратит свой век на поиск подношений, которые будут способны утешить призраков прошлого. Но и здесь, если вдруг улыбнётся удача, остаётся возможность предложить им последний прощальный подарок.
— Открывайте, — нарушил молчание взволнованный голос музыканта, — кто тут спрашивал белую ведьму?
— А кто это? — растерянно произнёс недавний пекарь, но не дождался ответа.
— Ты уверен? — уточнил у гитариста седой с самострелом.
И скомандовал открывать.
Из проёма люка показалась голова, до самых глаз укутанная в богатый, но очень пыльный шёлковый платок.
— Покажи лицо, — потребовал седой.
— Ладно вам, братья, — вмешался повеселевший Тони, — разве не видите эти глаза? Тут уж не ошибёшься. Я, помнится, как-то советовал девке — на случай, если придётся скрываться — выбить себе один глаз. Одноглазых-то много, — он покосился на бородача с зияющей раной вместо правого ока, — а такая игра природы — большая редкость.
Фигура в люке приветственно махнула рукой, нырнула обратно, и, распрямившись, выбросила на каменный пол неумело обвязанный верёвками небольшой дубовый бочонок.