— Это ты зря. Твои родители хорошие люди. А слышать им действительно приходится всякое: то ты рыбу отпугнула, то скотину сглазила.
— Сам-то веришь?
— Чему-то верю. Кузнецу верю, когда говорит, что ты его на ноги подняла. Травками да шёпотом. Они простые люди, девочка. А ты слишком отличаешься от них. Кстати, что это были за травки? Как ты про них узнала?
Священник видел, что Фран хотелось бы уклониться от обсуждения этой темы.
— Его копытом лошадь в грудь ударила. А от грудных болезней помогает крестоцвет.
— Кто тебе сказал?
— Сестра Люс. Она говорит, я способная.
— Вне всяких сомнений. Ты живешь у монахинь?
Фран поёжилась.
— Нет, иногда удаётся выбраться из дома. Но родители не знают про монастырь. Если ты им скажешь, мне запретят, или наоборот — решат, что для сумасшедшей дочери это лучшее будущее и запрут здесь на всю мою жизнь.
— А ты не хотела бы?
Фран сокрушённо замотала головой.
— Зачем же приходишь сюда?
Существо в оконном проёме шмыгнуло носом и поджало ноги, обхватив колени руками.
— Здесь я могу читать. Помнишь, ты рисовал мне буквы на песке? В библиотеке столько книг…
— И тебя пускают в библиотеку?
— Бывает, что и прогонят. Но чаще пускают — из уважения к тебе. Я сказала, что ты так хотел.
— Врать я тебя не учил.
— Я думала, тебе не жалко.
— Мне и не жалко, — почти чистосердечно отозвался священник, — послушай, я устал, а у тебя, наверное, беспокоятся дома. Нам обоим пора спать.
Фран выпрямилась и замерла, всматриваясь в лицо собеседника.
— Я только сейчас поняла, — проговорила она, наконец, — как ты стар. Слишком стар, чтобы быть моим мужем. Спи спокойно, Берад. Не заботься обо мне.
— Эй, постой-ка!
Но окно уже опустело.
Берад крикнул вдогонку:
— Крестоцвет от простуд помогает. Так-то.
Из темноты раздается фырканье и хруст камешков под быстрыми ногами. Отчего-то кажется пустой полоса лунного света на полу без нескладной взлохмаченной тени.
Однажды — прошлым летом — Фран спросила его, почему он с ней так нянчится, и он, прежде чем успел сообразить, насколько это правда, ответил, что она напоминает ему юношу, к которому он был очень привязан когда-то. «Ваш сын?» — «Почти, я любил его не меньше». — «И что с ним стало?» — «Он умер», — ответил священник, чтобы прекратить расспросы. Порой, страдая, священник отдал бы все за то, чтобы эти слова оказались правдой.
Цветущие ветки тянулись к перилам просторной дворцовой веранды.
Один напротив другого сидели двое.
В детстве они были друзьями, потом их судьбы резко разошлись и вот, спустя годы, сблизились снова.
Рыжие волосы и надменно — прямая спина — это Ченан, Четвертый Принц Империи. Смуглая кожа и быстрые живые глаза — Джеди, художник и скиталец.