— Да какая ж я пессимистка… парней-то у нас и вовсе нету. Так, только на уборочную заскочат, отработают, как лошади. Вот и вся компания. Да и те грубые да тупые, как коняги, только выпить да пожрать, да еще поспать — потому что работают и по ночам, время такое: уборка… — Она помолчала, а потом добавила: — Хотелось бы умненького, чтоб вот, как вы, и стихи бы писал…
У Санина пересохли от волнения губы. Он пожал плечами — хорошо, в темноте не было видно его смущения.
— А что, поэт Санин, — вдруг как-то резко начала она. — Не выручили б вы деревенскую девушку… не помогли бы, так сказать, в порядке шефской помощи города деревне — с Митькой…
И Санин, всегда писавший исключительно о любви, не струсил, не побежал от нее, не оттолкнул, а пошел грудью на свою погибель:
— Извольте, — сказал он решительно.
Больше они ни о чем не говорили. Она взяла его за руку. Взяла осторожно, с бережливостью, с какой берут какой-нибудь китайский редкий фарфор или венецианское стекло, и повела за собой в эту непроглядную темноту мимо притихших хат, по берегу просеченной лунным лучом речки куда-то в другой мир, где без него, без Санина, обойтись было нельзя, и он с каждым шагом прибавлял в себе решительности, готовясь к подвигу.
— Вот и пришли, — сказала вдруг она и остановилась.
Санин, шедший сзади, чуть было не налетел на нее.
— Извините.
— Ничего, ничего… — сказала она, тоже волнуясь. Санин это почувствовал. — Я вам так благодарна…
— Не стоит, — успел вставить Санин.
Он нутром чувствовал, что в их ситуации нужны были какие-то совсем другие слова, каких он в себе просто не находил — так стремительно развивались события.
Она ввела его за руку во двор, грохнула за спиной щеколда. Под ногами чувствовалась твердая, натоптанная почва — Санину стало спокойнее. Потом лязгнула дверь, они прошли через теплые уютные сени в дом. Санин, вспомнив о цели своего прихода сюда, разволновался опять.
— Счас я зажгу св-е-е-т, — говорила она, чиркая в потемках спичками, — во-о-т…
В комнате стало светлее. На столе горела, подрагивая огнем, керосиновая лампа. — Да вы садитесь… отдыхайте. А я мигом.
И она скрылась на кухне. Пошуршала там чем-то и вышла, убирая с лица выбившуюся из-под платка прядь золотистых волос, поставила на стол бутылку шампанского:
— Специально для такого случая берегла, — улыбнулась она ему.
Санин взялся было открывать, но она взяла из его рук бутылку и поучительно и доверительно так сказала:
— Это ПОСЛЕ, а то родится какой-нибудь урод — я по телевизору видела… Не надо, а?
— Не надо, ладно… — согласился Санин. — А что мне пока делать? — спросил он у нее.