…У костра сидели молча. Со стороны деревни, из клуба слышались голоса, обрывки музыки, песен. Полная луна замерла в августовском, роняющем звезды небе. Кобель недружелюбно косился в сторону Сеньки и, поперхиваясь от злости, следил за каждым его движением.
Николай сидел на фуфайке, постеленной прямо наземь, обхватив колени руками, и нет-нет да и подгартывал вывалившиеся угольки на место — в жар костра.
— Ну, что, теперь приступим к главному сторожевому делу, — с бывалым видом и нескрываемой издевкой изрек Сенька, — завалимся, что ли, спать…
— А что ты думаешь, — согласился, подмигнув ему, Николай, и они пошли в хижку, где стояли двухэтажные нары с соломенными матрацами.
— Где лучше работается? — спросил, посмеиваясь, Сенька.
— Наверху, — ответил Николай.
— Ну и работка, — поделился с Николаем Сенька, когда уже засыпали, — за что только деньги платят?
Николай не ответил.
Кобель лежал на пороге хижки, лишь изредка поднимая резко голову, прислушиваясь, поводя ушами, и снова уютно укладывался на распростертые мягкие лапы.
— Николай, Коль, — шептал Сенька среди ночи с верхних нар вниз Николаю, — Колька, паразит, ты что, не слышишь?.. Надо мне, на-а-до, Коль…
Николай храпел себе и храпел, затихая при Сенькином шепоте, а потом разражаясь еще пуще.
— Коль, а Коль, слышишь, да проснись же ты, окаянный, — шипел в ночь Сенька, ерзая на нарах и проявляя все нарастающие признаки тревоги.
Кобель то и дело поднимал голову и прислушивался к Сенькиным мольбам. Каждый раз в нем рождалось подобие сдавленного рычания, не вырывающегося наружу, чтобы не нарушить сладкого сна хозяина.
Сенька раскачивал нары рукой, ногой пытался дотянуться до Колькиного плеча — но тщетно, Николай спал крепким сторожевым сном, и только кобель поглядывал на Сеньку своими недобрыми глазами.
— Колька, черт, слышь, не придуряйся. Ведь не спишь же. Слышишь, а? Я вот пожалюсь председателю, что ты тут ни черта не делаешь, спишь только… А? Слышь… Пожалюсь. Ну, слышишь ты или нет, — почти плакал Сенька.
…Наверное, под самое утро, когда рассвело и кобель, потягиваясь, наконец отошел по своим сторожевым заботам от порога хижки, Сенька спрыгнул с нар и что было сил пустился бежать прочь от сторожки, от спящего беспробудно Николая, от сада. За ним следом по протоптанной хозяином тропинке бежал возненавидевший его Джульбарс…
Неизвестно, что бы из этого всего получилось, если бы в самый тот момент, когда кобель уже дотягивался до Сенькиных штанин, по саду не раздался хорошо знакомый хозяйский свист: фьють, фьють, что означало — «ко мне, ко мне, Джульбарс». Старый колхозный сторож приступил к исполнению своих обязанностей.