Гимназию Аркадий закончил с золотой медалью. Отец хотел отдать его в пажеский корпус, где учился старший генеральский сын, но Аркаша заговорил об университете.
— Так ведь это для поповичей, акцизных чиновников! — отрезал отец. — А не для тебя, потомственного дворянина.
Юноша настаивал на своем. Тихий, покорный мальчик, каким привык видеть его отец, вдруг проявил необыкновенную настойчивость. Генерал любил сына и махнул рукой. Да и годы старили Лойко. В последнее время он двигался с трудом, редко выходил из дома и часами дремал в кресле.
Студенту легко давалась математика. Он находил в ней необыкновенную прелесть. К отношениям чисел не примешивались человеческие чувства — зависть, обида, злость. Здесь нельзя покривить душой, солгать. Чистотой и точностью математика напоминала музыку. Аркадий не бывал в студенческих кружках, не любил вечеринок и прослыл в кругу товарищей чудаком.
На большой Никитской улице у подъезда консерватории часто видели скромного студента. Он появлялся здесь почти каждый день, когда кончались занятия в консерватории, садился под липами на скамью и терпеливо ждал Римму.
К тому времени у девочки-стрекозы из жиденьких косичек выросли тугие косы, и сама она вытянулась, но была такой же худенькой, воздушной. На впалых щеках загорелся яркий румянец, и еще глубже запрятались карие с искорками глаза. Она часто прихварывала, и Аркадий, не дождавшись ее возле консерватории, шел домой один.
Но были дни, когда Римма выглядела совсем хорошо. Тогда молодые люди гуляли по московским улицам, ездили в Сокольники, на Воробьевы горы, а как-то отправились в Останкинский парк.
Стояла такая же теплая осень, дубы и липы роняли листья. Гуляющих было немного, Аркадий с Риммой далеко ушли по аллеям парка и забрели в самый дальний угол. В глазах Риммы снова вспыхнули веселые искры, как у шаловливой стрекозы.
— Пробежим, Аркаша, вон до того озерка!..
Не ожидая ответа, она ринулась по тропинке.
— Догоняй!..
Она бежала так быстро, что юноша запыхался. Два раза он чуть не схватил ее за плечи, но каждый раз она вывертывалась, делала прыжок в сторону.
— Догоняй!..
Юноша с девушкой почти обогнули озерко. Возле скамейки Римма внезапно остановилась.
— Попалась!.. — торжествуя, крикнул Аркадий, но вдруг заметил, что ее душит кашель, а по спекшимся губам сползает тоненькая струйка крови.
— Я немножко посижу, Аркаша…
Он подхватил ее, как ребенка, на руки и понес к выходу.
Девушка пролежала в постели несколько месяцев, весной ее повезли в Крым, но ни море, ни горы, ни южное солнце не могли спасти Римму.