Сережа с Валькой шли дежурить на электростанцию, их догнала Элина.
— Тебе нельзя, Сережа, заменить дежурство? Раю бы проведать. Она весь день не в себе.
Сережа вопросительно поглядел на Вальку.
— Иди, иди! — без слов понял тот. — Один механику помогу.
В квартире Скворечни было пустынно и тихо, на стене одиноко тикали большие часы.
— Где же Рая? — удивилась Элина.
Они нашли ее у Евдокии Романовны. Опустив голову, Таратаечка сидела за столом, перед ней стояла тарелка с супом, но ложка была сухая. Рядом Чуплай сосредоточенно разглядывал цветок на чайной чашке, словно это было очень важное дело.
— Опять гости! — обрадовалась повариха. — Проходите! Чего у порога стали? Суп будете есть?
Клава хотела поставить тарелки, но Сережа с Элиной отказались и сели у окна, Евдокия Романовна показала глазами на Раю: не напоминайте, мол, ей об отце, и стала спрашивать Чуплая:
— Чего ты, Яшенька, в ликвидаторы неграмотности пошел? Нетто учителем места не нашлось? В свою коммуну охота? Так ведь пожилых хуже маленьких учить.
— Хуже ли, лучше, а надо. Спасибо за чай, Евдокия Романовна. По-нашему — тау!
Повариха неуверенно качнула головой.
— Путь-дорога, если хочется. А Клаву с Раей в Старый Абанер назначили. Там школа открывается. Я рада. Неподалечку здесь. А ты, Линушка, куда? В городскую школу? Хорошо, вместе с тетенькой будешь.
Евдокия Романовна расспрашивала, словно выпускники были ее сыновья и дочери. А Сережа боялся, как бы она не спросила его о назначении.
— А Фиму в самом Абанере оставляют. Знаете, ребята, у Евникии опять удар был. Теперь она не пьет, не ест, Фима с ней замучилась.
Разговаривали долго, но ни разу не вспомнили о Назаре Назаровиче. Рая глядела невидящими глазами, а потом сказала, что пойдет к себе, Чуплай пошел ее проводить.
— Что ни говори, жаль девочку! — вздохнула Евдокия Романовна. — На что озорница Раечка, а как убитая. Спасибо Чуплаю, на минуту от Раи не отходит.
— Скажи, мама, Назар Назарович всегда таким был? — подняла настороженные глаза Клава. — Ведь ты у них… у его отца в работницах жила?
Евдокия Романовна вспыхнула и почему-то рассердилась. Сережа заметил, как вздрогнули загорелые руки и чуть не выронили тарелку.
— Каким таким?.. Может, еще похуже. Не стоит он того, чтобы о нем разговор вести. Не спрашивай, Клавдия!.. — Она не договорила, в сердитых глазах заблестели слезы.
Наверно, Клава напомнила о чем-то очень мрачном, разбередила старую рану.
Вон как! Евдокия Романовна была у него прислугой!..