Однако на Насыпи одиночество было совсем другого рода. Четыре дня она не видела никого, кроме Боя и Аллана. Когда они не разговаривали, не свистел ветер и не каркали вороны, у нее в ушах пела тишина. Здесь на безопасном расстоянии от противоестественного и безумного города, она могла, пожалуй, первый раз в жизни спокойно думать о людях, а иногда ей даже почти недоставало кое-кого из знакомых.
Правда, у нее оставалось не так уж много свободного времени, чтобы чувствовать себя одинокой; им хватало работы и не приходилось бездельничать: утром они вставали, когда их будили солнечные лучи; ели, когда чувствовали голод; засыпали, когда уставали; и обнимали друг друга, когда к ним приходило желание. А все остальное время им приходилось заниматься тем, о чем они раньше и не помышляли, но что стало теперь решающей проверкой их смекалки и способности приспосабливаться к обстоятельствам и требовало всей их энергии и изобретательности. К примеру, все утро Лиза провела на берегу фьорда, на бетонном молу, пытаясь стирать белье так, как учил ее Аллан: бить по нему палкой. Она била и колотила, полоскала и стучала до тех пор, пока у нее не заныли руки и поясница, а тем временем от солнца, пробивавшегося сквозь сернисто-желтую мглу, у нее порозовела кожа и на лбу, вокруг носа и на руках выступили веснушки. Но судя по всему она не особенно преуспела в своей работе и поэтому решила несколько упростить процедуру, предписанную мужем: просто мочила белье и потом терла о шероховатый бетон. Результат был примерно такой же: главные пятна смыла вода, а остальная грязь равномерно распределилась по материи, и в конце концов белье стало казаться немного чище, чем до стирки. Затем Лиза разложила его на камнях для сушки (Аллан предупредил ее, что бельевая веревка может привлечь к себе внимание посторонних) и при этом отметила, что от битья палкой на белье появилось немало дырок. Но здесь это совершенно не имеет значения. За этой работой Лиза вдруг сделала одно важное открытие: оказывается, она может распоряжаться своим временем так, как ей заблагорассудится! Это было очень приятно, хотя сама по себе работа была и тяжелой и непривычной. Впервые за всю свою сознательную жизнь Лиза могла не торопиться ради того, чтобы в сэкономленное время успеть сделать что-то еще. Здесь другое определяло темп работы: ритм ударов палкой по белью, ритм споласкивания, трения о сырые бетонные плиты, в конце концов ритм самой работы; каждая операция отнимает ровно столько времени, сколько нужно, и в этом Лиза находила удовлетворение, так как трудилась не покладая рук и порой ловила себя на том, что ждет, когда же придет Аллан помочь ей, но он в это время складывал печку. «Во всяком случае,— думала Лиза, тяжело дыша,— Аллан находится так близко, что я в любой момент могу позвать его, если мне действительно понадобится помощь». И это тоже было хорошо, потому что она не отличалась ни силой, ни выносливостью, и ее внимание легко отвлекалось, на посторонние вещи.