Опасный возраст (Фрейм) - страница 81

— Начинающие очень часто утопают в деталях, — объясняла она, пока я пытался придать карандашному кофейнику схожесть с оригиналом. — Они принимаются за мелочи, вроде изогнутого носика, ребристых краев… Запомни: это вторично. Детали не существуют без общего контекста. Все в этом мире, начиная кофейником и заканчивая человеком, существует в общем контуре. Он пластичен, меняется, но несет в себе все.

От простых предметов мы двигались к более сложным, а затем перешли на пространство в целом.

— Я думаю, моя роль — показать тебе, как подступиться к реальности с твоими инструментами для творчества, а остальное… то, на что ты жалуешься, вроде волосатой штриховки, проблем с пропорциями… — дело техники. Это придет, если будешь набивать руку.

Мы рисовали с ней по два-три часа, а затем я с сожалением уходил. Будучи честным с собой, я признавал, что жил бы в этом доме. Но надоедать ей тоже не хотелось. Я боялся быть навязчивым, хотя никогда не позволял себе фамильярности или же злоупотребления ее гостеприимством.

— Рисовать на планшете намного легче. Компьютер делает многое за тебя. Но я считаю, что, прежде чем начнешь работать с компьютерной графикой, тебе нужно понять, как это творится более традиционными средствами. Возможно, ты даже найдешь себя здесь.

Конечно, наши разговоры были не только о рисовании. Между делом мы болтали обо всем. Но, думая позже о наших беседах, я понимал, что это были, скорее, монологи, хотя и с вопросами. То ли меня прорвало от долгого одиночества и я просто изголодался по человеческому общению. То ли дело было в ней и ее манере слушать и понимать.

Я рассказал ей про свою идиотскую школу, отношения с одноклассниками, про маму, ее борьбу с моим скверным характером, даже про Алину и как мы бездарно расстались в одно мгновение. Было много откровений о моем мрачном видении мира и взаимоотношениях с людьми. Только ей я смог внятно изложить свои теории про точку покоя и точку невозврата, башню и стены, театр теней. Слушая себя со стороны, я с недоумением понимал, что постоянно существую в окружении каких-то образов и аллегорий.

— Тебе так легче понимать мир, — заметила она, когда я и это озвучил. — Это необходимо, чтобы упорядочить хаос.

Верно. Вокруг меня два последних года только он и царил.

Иногда мы рассуждали о фильмах, книгах и музыке. С Эленой можно было говорить обо всем.

Но самое главное — я выпустил из себя Сашу. Я его выговорил. По словам, по слогам, по неуклюжим паузам. Он вытек из меня, как черная смола, и его тень перестала быть моей. Я не смог этого сделать с Алиной и Дэном. Саша не выходил. Но под взглядом Элены начал отслаиваться, как старая кожа. И я вдруг ощутил с необычайной остротой: я — не он.