Опасный возраст (Фрейм) - страница 82

О себе она практически ничего не рассказывала, разве что формальные вещи или же истории из опыта работы на съемочных площадках и выставках…

Ничего личного. А я не решался спрашивать.

9

Итак, у меня появились новый друг, новое увлечение и новые привычки. А еще картина Симберга, которую я привык мысленно приветствовать как живого человека, переступая порог этого дома.

— Так о чем это мы? — слегка нахмурилась Элена. — А, да, ты говорил, что пребывание в себе разрушительно.

— Ну, я шел к этому выводу почти год, пока мои одноклассники познавали мир внешний.

— Ты можешь объяснить, почему тебя постоянно тянет прочь от людей?

— У меня есть множество объяснений. Все они по-своему верны. Но я бы хотел найти такое, от которого я вдруг все пойму и сделаю что-то правильно.

— Боюсь, что единственным объяснением будет, что это ты. Такой, какой есть. Знаешь, подростки часто усложняют внутренний мир, как только его открывают. Это правильно. Ты познаешь себя. А знаешь, что происходит потом? — Ее глаза отразили очередную манящую загадку. — Что-то в них перегорает, и они становятся совершенно нормальными людьми. Забывают весь мир своих болезненных противоречий, устраиваются на работу, женятся, выходят замуж, рожают детей, копят на отпуск на море, делают карьеру и бывают счастливы, даже очень часто. Понимаешь, о чем я?

Она не раз спрашивала у меня это: понимаю ли я…

— Возрастное?

— Не совсем. — Она откинулась на стуле и элегантно затянулась. — У некоторых это не проходит. Значит, либо они не вырастают, либо у них серьезные внутренние проблемы.

— И к какой категории отношусь я? — поинтересовался я, подперев голову рукой, чтобы было удобнее на нее смотреть.

— А это мы узнаем через пару лет, — с интересом пробормотала она.

Я молча разглядывал, как свет слабо золотит ее левую щеку. Элена смотрела куда-то в окно, забыв о сигарете, застывшей меж пальцев. Я понял, что хотел бы ее нарисовать.

Внезапно она закинула окурок в пепельницу, взяла карандаш и резко повернулась ко мне.

— Смотри, — сказала она, выставив вперед другую руку, — видишь кончик моего мизинца? Пусть это будет мера глубины твоего внутреннего мира. А теперь видишь карандаш? Это твой внутренний мир. Он очень глубокий. Метафора так себе, но ты же понимаешь, о чем я?

Я кивнул. Элена позволила себе быструю улыбку.

— Так вот, Сергей. Твой мир в глубину на самом деле простирается еще дальше. Возможно, он даже бесконечен. И с каждым разом становится все глубже и глубже. Ты уходишь дальше от людей. Но, — она снова поставила между нами карандаш, — в ширину он не больше этого карандаша. О чем это говорит?