.
По-видимому, этот «неотвязчивый голос» слышало немалое число бундовцев. Кое-кто из них вышел из партии, будучи не в состоянии принять хладнокровные рассуждения партийных теоретиков о неэффективности, при данных условиях, вооруженного сопротивления государственному насилию. Среди них было некоторое количество рабочих из Белостока, примкнувших к более «боевым» революционным организациям в своем городе, благо что недостатка в них не было или, к примеру, Фрума Фрумкина, ставшая впоследствии известной эсеровской террористкой. В целом Бунд все же серьезных потерь не понес, хотя проблема применения насилия осталась для него, по выражению Х.Тобиаса, «никогда не заживающей раной»[667]. Бунд преодолел «террористический соблазн» довольно быстро и уже его 5-й съезд (июнь—июль 1903 г.) резолюцию «О тактике обесчещивания» отменил.
Характерно, в то же время, что, критикуя эсеровский терроризм в «установочной» брошюре «К вопросу о терроризме», бундовский публицист выступил против попыток осудить его с «моральной точки зрения». Процитировав высказывания, осуждавшие терроризм с точки зрения этики, содержавшиеся в некоторых социал-демократических прокламациях «на местах» («не дело революционера стать судьей или палачом», прокламация «Группы «Южного рабочего»), анонимный автор писал: «Единственный критерий пригодности и допустимости того или другого способа борьбы есть целесообразность, и только с этой точки зрения можно критиковать террор. Мы, социал-демократы, вообще не высказываемся ни против террора, ни против каких бы то ни было форм насилия. Мы только говорим, что в настоящее время террор нецелесообразен, стало быть вреден. Если наступит момент, когда с точки зрения нашей цели террор окажется нужным, то никакие этические соображения нас не удержат от его применения, точно также как мы не остановимся ни перед какой бы то ни было формой насилия, если она окажется в данную минуту целесообразной»[668].
Однако вернемся к «искровцам». Они были весьма встревожены ростом сотрудничества между социал-демократами и социалистами-революционерами на местах. В 1901—1902 годах возникли объединенные комитеты эсдеков и эсеров в некоторых городах России. Многие эмигрантские социал-демократические группы, вслед за «Свободой», также повернули в сторону терроризма. Эти изменения настроений все глубже проникали в «низы».
Как справедливо пишет Дж.Кип в своей книге о русской социал-демократии, в это время «заметным явлением было широкое распространение симпатий террористическим методам среди боевых элементов рабочего класса, которые номинально значились социал-демократами. В Казани местный партийный комитет переиздал эсеровскую литературу. Четырнадцать комитетов Бунда, также как некоторые комитеты на Украине, открыто декларировали поддержку, в принципе, терроризма. В Саратове и на Урале оформились объединенные комитеты эсеров и эсдеков. Факты свидетельствуют, что "пролетарское классовое сознание", на которое полагались русские марксисты, оказалось очень тонким, если вообще существовавшим. Среди значительной части населения России существовала скрытая склонность к более решительным формам насилия, которая, естественно, стремилась проявить себя в рамках партии, исповедующей марксистские принципы»